Крымов едет в Петроград только с одним адъютантом. 31 августа его принимает Керенский, происходит разговор при закрытых дверях. Те, кто стоял под дверью, говорят, что разговор был на очень высоких тонах и Крымов просто кричал на Керенского. Но факт остаётся фактом. Он выходит потом из кабинета Керенского в одну из пустых комнат Зимнего дворца и стреляет себе в грудь из пистолета. В тяжёлом состоянии его отвозят в военный госпиталь, а там фельдшеры глумятся над ним и отказываются его перевязывать как контрреволюционера. И через несколько часов он умирает.
Керенский вдове Крымова разрешает похоронить тело мужа только ночью и так, чтобы при отпевании было не более девяти человек, включая духовенство. Он боится демонстрации.
После самоубийства Крымова Керенский посылает комиссаров в Могилёв и говорит Корнилову: «Если вы будете продолжать, то будет гражданская война. Вы видите, как народ настроен против вас. Если вы пошлёте какие-то офицерские части, народ будет воевать с ними. Солдаты будут воевать. Прольётся много русской крови. Вам надо сдаться на милость победителя».
В Могилёве происходит очень тяжёлая сцена. Командир корниловских ударных батальонов полковник Неженцев говорит: «За вами, Лавр Георгиевич, мы пойдём куда угодно, все до одного ляжем, но порядок восстановим». Но Корнилов не может принять это решение, он не может развязать гражданскую войну в России. Он убедился, что его не поддерживает Петроград, не поддерживает Керенский, не поддерживает народ. Да, поддерживают Рябушинский, Третьяковы, но, как говорится, это не герои его романа, он не за них готов умирать. И он соглашается сдать главнокомандование, но кому? Никто из старых генералов не соглашается принять его из рук Корнилова – Корнилов слишком уважаем в генералитете. Наконец, старый генерал М. В. Алексеев, начальник штаба у Государя, соглашается, как он потом объяснял, чтобы спасти своих сподвижников, участвовавших в Корниловском выступлении, – генералов Корнилова, Лукомского, Романовского и иных. Принимая, как он сам говорил, позор на свою седую голову, генерал Алексеев арестовывает их 1 сентября и заключает в монастыре города Быхова, расположенного в полусотне вёрст от Могилёва. Ещё до этого, 29 августа, были арестованы генералы – сподвижники Корнилова на Юго-Западном фронте Деникин, Марков, Орлов, Эрдели и помещены в тюрьму города Бердичева.
Керенский теперь сам объявил себя Верховным главнокомандующим, но начальником штаба у него соглашается быть генерал Алексеев. Корнилов и все его сторонники арестованы и 4 сентября переправлены в тюрьму в городе Быхове.
31 августа Петроградский совет, уже полностью большевизированный, берёт курс на захват власти, на вооружённое восстание. 5 сентября такое же решение принимает Московский совет, в котором теперь большевики занимают половину мест. А ещё в июне в Московском совете они занимали 19 % мест. Красная рабочая гвардия, как и солдаты, вооружена. 4 сентября Керенский подписывает приказ об освобождении Троцкого и всех сидящих в тюрьме «Кресты» большевиков. Все они выходят на свободу. Полковник Самарин тут же получает погоны генерал-майора и отправляется начальником Иркутского военного округа, подальше. Корниловское выступление завершено.
Чтобы себе представить отношение к Корнилову и вообще к этому выступлению народа, обывателей, я приведу кусочек из воспоминаний Антона Ивановича Деникина «Очерки русской смуты». Деникин, главнокомандующий армиями Западного фронта, одним из первых встал на сторону Корнилова и поддержал его. И поэтому тоже оказался в тюрьме. Он описывает, как вели «мятежников» 27 сентября из бердичевской тюрьмы на вокзал. Бердичев – небольшой городок, глубочайшая провинция – не Петроград, не Москва. Арестованных охраняла – причём не для того, чтобы они не сбежали, а чтобы их не растерзала толпа, – цепочка юнкеров. Вот что пишет Деникин: «Толпа неистовствовала. Мы – семь человек, окружённые кучкой юнкеров… вошли в тесный коридор среди живого человеческого моря, сдавившего нас со всех сторон… Надвигалась ночь. И в её жуткой тьме, прорезываемой иногда лучами прожектора с броневика, двигалась обезумевшая толпа: она росла и катилась, как горящая лавина. Воздух наполнял оглушительный рев, истерические крики и смрадные ругательства… Юнкера, славные юноши, сдавленные со всех сторон, своею грудью отстраняют напирающую толпу, сбивающую их жидкую цепь. Проходя по лужам, оставшимся от вчерашнего дождя, солдаты набирали полные горсти грязи и ею забрасывали нас. Лицо, глаза, уши заволокло зловонной липкой жижицей. Посыпались булыжники. Бедному калеке, генералу Орлову, разбили сильно лицо, получил удар Эрдели, и я – в спину и в голову… Толпа растёт. Балконы домов полны любопытными, женщины машут платками. Слышатся сверху весёлые гортанные голоса: „Да здравствует свобода!"» [31] А. И. Деникин. Очерки русской смуты: в 3 кн. Кн. 1. Т. 1. Крушение власти и армии. Февраль – сентябрь 1917 г. М.: Айрис-Пресс, 2006. С. 572–573.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу