Но есть одна особенность, которая нас сильно отличает от той России. Я знаю, что не все с этим согласятся. И конечно, последние годы заставили общество опять расколоться. Но тем не менее я глубоко уверен, что это столетие всех, я подчеркиваю, всех очень многому научило. Страшные трагедии, которые начались с 1917 года, научили и крестьян, и рабочих. Коллективизация, голодоморы, терроры – вы думаете, они ничему не научили простых людей? Всему научили. Есть масса свидетельств, как люди в 1937 году, когда была перепись населения и надо было говорить о своей религиозной принадлежности, мужественно говорили, что они верующие, зная, что за это будут против них репрессии. Простые люди, простые крестьяне, простые горожане. Больше половины населения сделали этот исповеднический шаг. То есть общество менялось, общество становилось самоответственным.
Даже в нынешний страшный момент это безумие «Крымнаш» увлекло людей в направлении ответственного, пусть ошибочного, но ответственного политического решения. И теперь люди понимают всё больше и больше, насколько они тогда ошибались, но теперь им в этом страшно признаться. Сейчас будет период молчания. Вот знаете, после истерики женщина должна побыть в тишине, после этого она снова станет нормальной женой. Вот именно это сейчас происходит. У нас сейчас нет никакого быстрого развития, но у нас есть осознающее себя, рефлексирующее общество, чего не было в начале XX века. У нас есть разочарование всем прошлым, но это и есть тяга к познанию, почему так получилось. И для этого я читаю эту лекцию. И я думаю, что на самом деле – сейчас я скажу вещь очень странную – реформы, большие реформы, которые переустраивают всю жизнь, Великие реформы лучше проводить в период стагнации и упадка, чем в период быстрого расцвета. Это очень хорошо показывает русская история. Вы знаете, в период стагнации и упадка после Крымской войны 1854–1856 годов Александр II провёл величайшие реформы в русской истории и одни из величайших в Мировой истории по своей масштабности. И он провёл их по большому счету успешно.
Осуществлявшиеся в более благоприятной социально-политической обстановке, экономической обстановке реформы Столыпина закончились катастрофой революции. Я думаю, что сейчас мы не должны переживать, что наша ситуация столь мизерабельна. Мы, должно быть, находимся в какой-то точке той Крымской войны середины XIX века. У нас должно хватит воли осуществить наши великие реформы. И тогда мы обретём новую Россию, шансов на это сейчас больше, чем во времена Петра Аркадьевича Столыпина и Владимира Николаевича Коковцова. Я в это верю.
* * *
Вопрос.К 1909 году русская интеллигенция отошла уже от социалистических идей. А почему она начала отходить? Что именно этому послужило?
Ответ.Что вообще такое интеллигенция? Интеллигенция – это не просто образованные люди. Любой русский чиновник был образованным человеком. Любой русский офицер был образованным человеком. Были ли они все интеллигентами? С точки зрения русской интеллигенции начала XX века точно не были. Интеллигенция – это определённая, если угодно, каста. В самом хорошем смысле слова, в отличие от тех людей, которые сейчас ругают интеллигенцию. Как возникла эта каста? Когда после великих реформ, даже до великих реформ, ещё при Николае I, образованные люди стали ужасаться тому, что «барство дикое влачится по браздам», они поняли, что они ответственны за народ. Что сам народ неграмотен, абсолютно ничего не может, кроме пугачёвского бунта, пугачёвского социализма, как сказал Евгений Трубецкой. А они ответственны за народ. Государь и дворяне, власть живёт для себя, народ использует как средство. И образованные люди, в том числе и дворяне, в том числе и достаточно богатые люди, князья Долгорукие, тот же Лев Николаевич Толстой, они осознали свою ответственность за народ, за Россию, за страну, но не как за землю с берёзками, а за людей, которые на ней живут. И они считали, что их задача – вот этот забитый, тёмный, несчастный народ освободить. Для этого надо свергнуть царскую власть. Для этого надо учредить демократическую республику и разделаться с религией окончательно, и т. д. Это был кодекс интеллигенции. Мало среди интеллигентов было верующих людей, по крайней мере церковных православных христиан. В основном они видели Церковь как государственный институт порабощения. А к 1909 году, после первой революции, в столыпинский период, интеллигенция потеряла почву под ногами. Народ перестал быть нищим, убогим, неграмотным. Понимаете, за что бороться? Народ участвовал в политической жизни, участвовал в самоуправлении, участвовал в земстве, участвовал в выборах в Думу. Да, много ещё неравенства. Но уже нельзя было сказать, что народ эксплуатируется. Кто его эксплуатирует? Милюков? Родзянко эксплуатирует народ? Социалисты эксплуатируют народ? Становится абсурдным всё это. Огромное кооперативное движение, когда крестьяне-производители сами организуются, их никто не эксплуатирует. Или они друг друга эксплуатируют? И традиционная интеллигенция, которая боролась за народ, люди гибли в этой борьбе, они теряет свой raison d'être. И в этой ситуации начинается поиск новых вещей. Одни продолжают всё это говорить. Вообще такой средний уровень интеллигенции в довоенный период продолжает говорить народническими лозунгами. Но более культурные люди уже смеются над этим. И появляется сборник «Вехи», которому была устроена обструкция в интеллигентской среде, но в нём участвовали самые образованные люди, которые уже понимали, всё это народничество ушло, всё это в прошлом. Проблема сейчас другая, проблема не в том, чтобы освободить народ, а в том, чтобы просветить народ. Причём просветить его не в смысле грамоты, это и без интеллигенции делают в обычной школе, а в смысле духовной грамотности. Смотрите, почти все участники «Вех» от социал-демократии перешли на позиции христиан. Это же все христиане: Булгаков, Бердяев. Или, как Изгоев, почти христианин. Сознавая своё еврейское происхождение, он внутренне не мог позволить себе креститься, но он был верующий человек. И практические все шли этим путём. Вот это и есть причина отхода. Я ответил на ваш вопрос?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу