Андрей Зубов - Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

А всё общество, министры (премьер-министр Горемыкин молчит), Дума – все умоляют Государя не принимать верховное командование. Потому что если отступление будет продолжаться, если будет дальше плохо, если армия будет терпеть поражение – теперь всё это будет камнем на шее Императора, теперь он лично отвечает за всё. Я смотрел рукописный подлинник письма Михаила Родзянко Государю, я видел, как останавливается перо Председателя IV Думы, как в какие-то моменты утолщается линия: он раздумывает над аргументами. И вы знаете, каким-то подсознательным чувством я понимал, что Родзянко ищет аргументов, потому что он сам говорит не то, что он думает. И так делали многие. Всё дело в том, что часть людей действительно боялась, что Императора поражение Русской армии повлечёт в бездну. Но эта связь была относительной. Даже если бы Император не был Верховным главнокомандующим, поражение Русской армии всё равно увлекло бы его в бездну, и всё равно для простых русских людей он и был главой армии, хотя формально пост Главнокомандующего занимал Великий князь Николай Николаевич. Для офицеров – Николай Николаевич, а для солдат всё равно Государь-Император. Присягали-то они Государю-Императору, а не Николаю Николаевичу. Но если, думали люди типа Родзянко и весь Прогрессивный блок, если переломится судьба войны… – она может переломиться, потому что заработала русская военная машина – и начнутся победы, и Россия победит во главе с Императором Николаем как Главнокомандующим, то тогда, думали они, нам конец.

Уже в 1914 году с трудом уговорили Николая II не распускать Думу и не возвращаться назад к абсолютной монархии. Ведь был же проект такой. И, кстати говоря, одним из его горячих сторонников был как раз Николай Маклаков. А вдруг на этот раз всё будет так? Государь въедет на белом коне в Берлин, как когда-то в Париж въехал Александр I, и уж потом от Думы ничего не останется, рожки да ножки. Лучше, чтобы он не был Главнокомандующим. Они говорили: «Государь, проиграешь – тебе и всем нам плохо будет», но лукавили, боялись как раз победы, боялись, что плохо будет не Царю, а только им, вождям общества, Прогрессивному блоку.

23 августа 1915 года было ознаменовано двумя важными событиями. В этот день Государь принял на себя командование вооружёнными силами Империи, и в этот же самый день в Циммервальде Ленин объявил о необходимости поражения своей страны, то есть России, в войне, и призвал к превращению империалистической войны в гражданскую. Один русский политик взвалил на себя непосильное бремя, а другой совершил откровенное предательство. Это произошло в один день. Такие вот бывают странные гримасы истории.

Почти сразу же после того, как Государь встал во главе армии, отступление прекратилось, фронт стабилизировался, а на Кавказе продолжалось победоносное наступление. Великий князь Андрей Владимирович вспоминал: «Как неузнаваем штаб теперь. Прежде была нервозность, известный страх. Теперь все успокоились. И ежели была бы паника, то Государь одним своим присутствием вносит такое спокойствие, столько уверенности, что паники быть уже не может. Он со всеми говорит, всех обласкает; для каждого у него есть доброе слово. Подбодрились все…»

Но в тот момент, когда отступление ещё продолжалось и всё висело на волоске: или – или, именно тогда, в конце августа 1915 года, Дума, Прогрессивный блок выдвигают практически ультиматум Государю. Этот ультиматум состоит из восьми пунктов.

Первое. «Создание правительства, пользующегося доверием страны, и в согласии с законодательной палатой решившегося в кратчайший срок провести определённую программу». Что это такое? Это не ответственное перед Думой правительство, когда Государь просто уходит в тень и становится монархом, царствующим, но не управляющим. Но это уже и не правительство, которое полностью подчинено Государю. Правительству должна доверять Дума. Если министру доверяет Дума – он может быть министром. Если не доверяет – надо его менять. То есть это некий кондоминиум соправления Думы и Государя.

Второе. «Установление законных ограничений деятельности бюрократии». Под бюрократией всегда в России понималась царская власть. Говоришь «бюрократия», подразумеваешь «царская власть». Это был эвфемизм, потому что имя и звание Царя произносить всуе нельзя было, только левые решались на это. Так что установление законных ограничений деятельности царской власти, то есть ещё больше ограничения Императорской власти.