Андрей Зубов - Россия. 1917. Катастрофа. Лекции о Русской революции

Сначала был всеобщий патриотизм, а потом в народе – тяжёлый шок от отступления. В народе, но не в обществе. Общество, депутаты Думы понимают, что этот тяжелейший момент испытания надо суметь пережить. Они образованные, культурные люди. Так же как и царские министры, они понимают, что ситуацию переломить можно, что союзники сильны. В общем деле Антанты Россия, по объективным показателям, проиграть практически не может, если в ней не произойдёт революционный срыв. А революция, увы, возможна.

Урожденная Нина Мещерская, дочь крупнейшего миллионера Алексея Мещерского, владельца коломенских и царицынских заводов, которые стали в 1914 году строить «Мещерский и Vickers-Armstrongs», тех самых царицынских заводов, которые потом станут бронетанковыми заводами Сталинграда, вспоминает, что у них в семье и вообще в богатом Петербурге говорили, что «если мы будем делать что-то неправильно, то будет „Ре" (т. е. революция)». Они никогда не произносили слово целиком, боясь прислуги; прислуга не должна была понимать, о чем они говорят [3] Н. А. Кривошеина. Четыре трети нашей жизни. М.: Русский путь, 1999. . Так вот ожидали этого «Ре», предполагали это «Ре» и боялись этого «Ре». И поэтому – совместные усилия правительства и частного капитала.

Настоящая беда заключалась в том, что боялись не только «Ре», но и народа. Революцию, конечно, бояться надо, но не народа. А вот все боялись друг друга. Царь и то, что называлось царской бюрократией, и общество – они воспринимали друг друга как враги. Да, в первые месяцы войны это чувство исчезло, но потом оно появилось снова.

В тяжёлый момент, когда Русская армия поздней весной и летом 1915 года, истекая кровью, отступала из Польши, Царь протягивает руку обществу. Он всё понимает, он не простачок. Он смещает самых одиозных министров и назначает министров, которые пользуются доверием Думы. Царь смещает Николая Алексеевича Маклакова, родного брата известного члена Конституционно-демократической партии (к.-д.) Василия Маклакова. Политически братья находились на совершенно разных позициях. Удивительно, два брата, выросшие под одним кровом. Николай Маклаков был министром внутренних дел и главным вдохновителем восстановления авторитарного режима. Он, а не премьер-министр Горемыкин, постоянно рекомендует Царю не созывать Думу, ввести авторитарное правление до конца войны. Смещается Николай Маклаков. Вместо него назначается весьма либеральный князь Николай Борисович Щербатов, рюрикович, известный украинский землевладелец. Смещается генерал Сухомлинов, и не только смещается, но и сажается в крепость, ему объявляется подозрение в государственной измене. Но измены как таковой не было, а была фантастическая русская безответственность. Разведясь со своей старой женой, женившись на молодой и красивой женщине, которая к нему перебежала от своего мужа как к более богатому и влиятельному человеку, он совершенно обо всём забыл и думать о деле даже не желал. Такое бывает, увы, и в государственной жизни. Он даже смещает тех генералов, весьма влиятельных, которые говорят, как надо повысить производство снарядов, как сделать то-то и то-то. «Главное, не мешайте мне радоваться жизни», – почти в открытую объявляет министр Сухомлинов. Всё это кончилось очень плачевно для Русской армии в 1915 году. И как раз один из людей, которых он сместил, генерал от инфантерии Поливанов, сравнительно молодой, был назначен на его место.

Смещается обер-прокурор Синода Саблер – правая рука Победоносцева, и назначается известный аристократ, но при этом и очень либеральный человек, несущий в себе традицию своих предков славянофилов – Алексея Хомякова и Юрия Самарина, Александр Дмитриевич Самарин. Этот замечательный человек при большевиках пережил якутскую ссылку и умер практически как исповедник в Костроме в конце января 1932 года, но так и не покинул страну.

Смещается со своего поста министр юстиции Иван Григорьевич Щегловитов, и в ссылку в своё селение на Оби отправляется Григорий Распутин. Фигура, вызывавшая в обществе чувство полного омерзения. Народу же Распутин нравился, народ совершенно не впадал в фанатический восторг от Распутина, но Распутин простым людям нравился. Я, кстати, во многих воспоминаниях читал что «нам приятно, что простой мужик в фаворе у Царя». И когда Царю в 1915 году дали Георгиевский крест 4-й степени (он, кстати, не обвешивал себя висюльками, никаких «Героев Советского Союза» у него не было. Георгиевский крест 4-й, самой низшей, степени только и позволил себе принять), солдаты говорили: «Царь-батюшка с „егорием", а Царица-матушка с Григорием, это нам нравится, это по-нашему, по-мужицкому». Так что в народе Распутин принимался нормально, а люди покультурнее воспринимали его как ужасную язву России.