Евгений Карнович - Родовые прозвания и титулы в России. Слияние иноземцев с русскими

Другой разряд баронов, находящихся в русском подданстве, — это бароны, получившие баронский титул, хотя тоже от русских государей, но только по великому княжеству Финляндскому. Пожалованы были такими баронами десять лиц, а последний из них, получивший титул, был министр статс-секретарь по великому княжеству Финляндскому тайный советник Брунн. Титул этот дан был ему в день коронации ныне царствующего государя императора.

Кроме того, существуют у нас немало, в общей сложности, баронов прежней Римской и нынешней Австрийской империй, бывшей первой Французской империи и королевств Шведского и Сардинского, а также бароны некоторых мелких германских государств. Пожалование иностранного баронского титула не дает прав на дворянство в России, и, например, бароны Гауф и Гинцбург оставались в звании потомственных почетных граждан, в каком они состояли до получения титула, которым нм только было дозволено пользоваться в России, Такое дозволение, но не «утверждение» кого-либо в каком-либо почетном титуле не делает никого в России обязательным употреблять этот титул в сношениях с тем, кто имеет им право пользоваться.

Наконец, к третьему разряду баронов из русских подданных следует отнести многочисленных баронов из остзейских провинций. Там, кроме тех дворянских фамилий, которые носят полученный от разных государей общий баронский, а не исключительно немецкий фрейгерский титул, есть еще свои местные бароны, право которых на этот титул истекает из особого исторического начала. В отношении к немецкому прибалтийскому дворянству, русское правительство сделало в сущности то же самое, что сделало австрийское правительство в отношении к польскому дворянству в Галиции.

По присоединении этого края к наследственным владениям Габсбургского дома, австрийское правительство, для привлечения на свою сторону польского дворянства, узаконило, что те польские шляхетские роды, в числе прямых предков которых был «староста», т. е. владелец имения, отданного во временное пользование королем, имеют право на графский титул по королевству Галицийскому. Вследствие этого у нас находится немало австро-польских графов. В свою очередь и русское правительство по отношению к немецко-прибалтийскому краю, в 1846 году, постановило, что в этом крае имеют право на баронский титул те старинные дворянские фамилии, которые во время присоединения к России Лифляндни, Эстляндии и Курляндии записаны были в тамошних местных матрикулах, т. е. дворянских родословных книгах, и потом в указах, рескриптах и других публичных актах именованы были баронским титулом. При первом из этих условий, остзейские бароны, по древности своего дворянского происхождения, сплошь и рядом, могут уступать русским дворянам, внесенным в шестую часть дворянской книги, так как для внесения в эту часть нужно доказать дворянство, по крайней мере, за двести лет от настоящего времени, тогда как в остзейском крае такой древности не требуется.

Право на баронский титул в Остзейском крае принадлежит не только тем лицам, с их прямым потомством, которые в упомянутых выше актах именовались баронами, но вообще всему их роду, т. е. всем лицам, которые, нося одну с ними фамилию, представят законные доказательства о происхождении своем от одного общего родоначальника, записанного в местных матрикулах до присоединения прибалтийских областей к России.

Баронскому титулу не придается у нас никакого дополнительного величания. Надобно, впрочем, заметить, что Петр I в грамоте, данной им на баронство тайному советнику Шафирову, наименовал его и ней «превосходительным», но такое величание относилось к нему, Шафирову, а не к жалуемому ему баронскому титулу. Елисавета Петровна в грамоте, данной на такой же титул тайному советнику Черкасову, наименовала его в ней только «высокородным», так что понизила его против личного его величания, но зато титул «высокородия» распространен был на все его нисходящее потомство, хотя бы оно и было вовсе бесчинное.

Обыкновенно у нас думают, что значение иностранцев в России началось собственно со времен Петра Великого, так гостеприимно принимавшего в русскую службу инородцев и так охотно заимствовавшего у них как военные и гражданские порядки, так и обстановку общественной и домашней жизни. Мнение это, однако, не вполне верно, потому что выгодное положение людей «выезжих» установилось на Руси издавна. Со времен же Петра в этом отношении замечается та разница, что взамен выходцев преимущественно с востока, из татар, в России начали преобладать выходцы из западной Европы, и без всякого сомнения эти последние были, во многих отношениях, полезнее первых.