Наталья Пушкарева - Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

Отмена крепостного права привела к быстрому осознанию необходимости отказаться от большинства предусмотренных Уложением 1845 г. суровых наказаний. В 1863 г. появился указ «О некоторых изменениях в существующей ныне системе наказаний уголовных и исправительных», ограничивающий применение телесных наказаний. [414]В 1864 г. заработали суды присяжных и мировые судьи, которым было доверено рассмотрение малозначительных преступлений. Началась борьба с прежней судебной волокитой, и одновременно судьи получили возможность увеличить число рассматриваемых дел. В судах стали чаще разбирать дела, связанные с преступлениями, совершаемыми народом. В контексте этих перемен более часто начали слушаться и дела, касающиеся детоубийства. В связи с чем у современников складывалось представление о том, что число совершаемых детоубийств растет.

Одними из первых на изменившуюся ситуацию отреагировали профессиональные юристы. В 1863 г. в «Юридическом всстникс» выпит статья А. Любавского об инфантициде, в которой он указал на возрастающее число детоубийств и попытался объяснить причины этого явления характером нравов, царящих в обществе: «Желание скрыть свое бесчестие от внебрачного рождения дитяти сделалось настоятельной потребностью несчастной женщины, которая на одну лишь минуту забыла свои обязанности, и тем настоятельнее было это желание, чем скромнее, честнее и развитее была несчастная женщина до ее падения. Совершенное же сокрытие стыда было возможно только посредством истребления дитяти, свидетеля и виновника этого стыда». [415]

Юридические издания активно публиковали материалы о случаях детоубийств. Быстро стала складываться картина распространяющегося бедствия. «Судебный вестник» рисовал душераздирающие сцены: «Мать зарыла своего незаконнорожденного новорожденного младенца, где он был через полчаса найден и возвращен к жизни». [416]В 1868 г. восходящая звезда российской юриспруденции, в скором будущем профессор Санкт- Петербургского университета и составитель Уголовного уложения 1903 г. Н. С. Таганцев (1843—1923) писал: «Постоянное возрастание детоубийств <...> возрастание, поражающее своими размерами, делающее ничтожными все средства, предпринимаемые против него обществом и государством, требует серьезного внимания. Оно требует изучения причин, порождающих зло, и орудий, годных для борьбы с ним». [417]

С 1864 г. суды присяжных взяли на себя рассмотрение дел о детоубийстве в свои руки. Стало широко практиковаться вынесение оправдательных приговоров для детоубийц, а суровые наказания заменялись мягкими. Наказание в виде каторги для матерей-детоубийц практически не применялось, а сама каторжная система начала быстро расшатываться. [418]Для российских юристов эта ситуация приняла форму противоречия: с одной стороны, реформы создали условия для растущей криминализации общества, с другой стороны, законы, призванные для его защиты от преступников, выглядели слишком грубыми и малопригодными для регулярного употребления. Естественной реакцией юристов на это было стремление модернизировать законы, сделав их более пригодными для противодействия растущему валу преступности. В 1866 г. была издана новая редакция Уложения о наказаниях, в которой был зафиксирован отказ от телесных наказаний. В 1885 г. вышла в свет третья редакция, еще более адаптированная к требованиям времени. [419]

Вместе с тем в обеих редакциях Уложения вопрос о детоубийстве продолжал трактоваться в рамках норм 1845 г. Впрочем, некоторые изменения все же произошли. Законодатели попытались дать более дифференцированное определение этого преступления. Развернутый комментарий но данному вопросу в 1871 г. предложил Таганцев. В своей книге «О преступлениях против жизни по русскому нраву» он посвятил целую ( третью) главу проблемам детоубийства и скрытия трупа мертворожденного младенца. [420]Текст представлял собой развернутую версию его же с татьи 1868 г. Новизна состояла в том, что Таганцев при обсуждении вопроса о данном виде преступления провел также и сравнительно- историческое исследование, показав, как в разных странах с течением времени происходила эволюция содержания законов и мер наказания, касающихся инфантицида. С тех пор эти сравнительно-исторические экскурсы станут нормой для юридических работ по инфантициду, как в российской, так и в советской юриспруденции.

Совершенствование законов и стремление придать им наибольшую эффективность было главной стратегией, которую избрали российские юристы второй половины XIX в. в решении проблемы инфантицида. В законах они видели инструмент для исправления всех антиобщественных явлений, трактовавшихся как преступления. Но изменение законов явно не успевало за переменами в общественной жизни. Поэтому некоторым казалось, что преступное начало скрывается в самой человеческой природе, особенно если она слаба, как в случае с женщинами. Так, Таганцев писал: «Жизненный опыт, данные наук медицинских — обратили внимание на то, что состояние родов, родильные муки производи i сильное потрясение во всей нервной системе родильницы, лишающее ее возможности отдавать себе ясный отчет о своих поступках, возбуждаю щее в ней стремление и наклонности, не существующие в состоянии нормальном». [421]