Наталья Пушкарева - Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.)

Изгнание излома и отказ в предоставлении содержания также часто дополняли обвинения жен в жестоком обращении. Так, Фекла Алексеева дочь жаловалась на своего мужа устюжанина Артемия Кононова сына Русиновских, что помимо напрасных побоев и увечий «и с ро- бятишками а нс поит и нс кормит и ношным врсмянсм из дворишка пошибте временами збивает ни обувает ни одевает». Муж отрицал возводимые на него обвинения, а отказ в содержании объяснял тем, что сам ходит по миру, когда может, кормит, когда не может, не кормит. [300]Другая женщина — бобыльская дочь из деревни Трясовки (Кашинский уезд) Ульяна Дмитриева дочь в том же году жаловалась на своего мужа Антипа Елизарьсва, что он се постоянно выгонял излома по ночам, ей приходилось спать в бане или просто скитаться меж дворами. Нсжсла- ние властей разбирать дело привело к тому, что Ульяна бежала. [301]В другом подобном деле из деревни Великий Бор (Устюжский уезд) Карп Андреев сын Мсншснин объяснил свои поступки тем, что жена его воровала у него хлеб (накормила нищих на Пасху) — за это он ее и выгнал. [302]Священник Иван Федоров (Двинский уезд, Сийский монастырь, Золотицкая волость), обвиненный своей женой в 1725 г. в покушении на ее жизнь, изгнании из дома с двумя детьми, содержании в доме наложницы (девки Марсмьяны), насилии над двумя другими девками (Соломонисй Исаковой и Дарьей Антоновой), во всех своих «проступках» сознался преосвященному Варнаве, архиепископу Холмогорскому, свое поведение по отношению к жене объяснил тем, что она «младенца своего Евдокию уронила с коленей», то есть виновностью жены и заботой о ребенке, что, однако, не помешало выгнать двух других детей вместе с женой. Варнава наказал попа плетьми и сослал под начал в Сийский монастырь. [303]Полвека спустя крестьянка Матрена Леонтьева все также жаловалась на своего мужа крестьянина седа Ве- еьегонское (Устюженский уезд) на «притеснения и обиды». [304]Вопрос содержания жены (и семьи) постоянно возникал при бракоразводных процессах и при раздельном проживании супругов. Так, в 1785 г. поручик Иван Франк отказался содержать свою жену Прасковью Петрову, раз та живет отдельно от него в доме родителей. [305]В том же году Консистория увещевала купца Андрея Семенова жить в согласии с женой и содержать ее на свои средства. [306]

Часто жен отсылали обратно к родителям. Поручик морского флота Иван Салманов (англичанин по происхождению), женившись 1 ноября 1738 г. на 13-летней девочке, уже 31 декабря 1738 г. отправил ее к отцу, 5 января 1739 г. забрал от отца и по апрель 1739 г. бил ее и «тиранил», затем прогнал, объявив, что в Кронштадте у него есть другая жена и дети от этого брака. Объясняя свое поведение в СПбДК, Салманов настаивал, что жена была непочтительна к нему, постоянно играла в детские игры и забавлялась, к тому же похитила у него деньги (он, кстати, получил за ней приданое в 150 рублей). [307]

Причиной изгнания жены часто становилось прелюбодеяние мужа и желание его вступить в другой брак или жить с полюбившейся женщиной. Торжковский подьячий Семен Вишняков так и поступил в 1739 г.: выгнал свою первую жену Ефросинью Федорову и вступил во второй (признанный незаконным) брак. [308]Эта причина тесно связана с проблемой саморазвода и двоебрачия, борьбе с которым посвятили себя духовные власти в XVIII в. [309]Саморазвод можно рассматривать как гибкий механизм частного улаживания отношений в рамках репрессивной системы регулирования брачных отношений православной церковью. Официальный бракоразводный процесс был делом долгим и весьма неприятным, к тому же имевшим последствия в виде наказания для «виновной» стороны. Получение же такого разводного письма от мужа (со стороны жены такое письмо называлось отступительным) позволяло мирным способом решить семейный конфликт и вступить в иной брак. Более того, священники подписывали такие письма, тем самым санкционируя саморазвод. Однако саморазвод имел и оборотную сторону: тс мужья, которые хотели избавиться от своих жен, также могли (против их воли) дать такое разводное письмо и выгнать жену из дома. Центральные власти, включая Синод, были исключительно озабочены распространением такой практики и участием в ней священников — самовольное отпущение жен и мужей вносило сумятицу в учет населения, в подушный оклад, ревизские сказки, угрожало власти помещиков над крестьянами, создавало трудности в области наследственного права.

Синодским указом от 11 декабря 1730 г. запрещено было духовным отцам заверять разводные письма своих духовных детей под угрозой тяжкого штрафа, наказания и лишения священства. [310]Вероятно, этот указ являлся реакцией на неумсньшающееся количество саморазводов и случаев двоебрачия. То, что священники заверяли данные письма на регулярной основе, видно из дела 1743 г. Сержант Астраханского гарнизона Степан Болтунов просил Синод вернуть ему жену на постоянное жительство, которая, по его сведениям, укрывалась в Петербурге. Жена Болтунова Авдотья (урожденная Лопухина) проживала в доме тетки своей Ирины Федоровны Шереметьевой; в ответном челобитье заявила, что выдала своему мужу два «увольнительных письма» в ответ на его просьбу дать ему денег за его бедностью и дряхлостью с целью поступить в Астрахани в монастырь. Авдотья выдала мужу 120 рублей на пропитание. Болтунов, в частности, писал: «...изволь к своему житию искать способу и жить, где хочешь, а что мне пришлешь, я тем буду доволен и от тебя никаких пожитков более требовать не стану...», а также: «...за старостию и дряхлостию в союзе жить не могу и более желаю в монастырь». Оба письма были заверены священником конюшенного Ея Императорского Величества двора Андреем Михайловым, духовным отцом Болтунова, о чем тот, не боясь, дал показания. [311]Робин Биша, изучавшая дела СПбДК о прелюбодеянии и двоебрачии, сделала весьма очевидный вывод о неспособности церкви полностью контролировать брачное поведение российского населения в тот период. С ее точки зрения, общество весьма терпимо относилось к беззаконным союзам и, более того, подталкивало оставленных супругов ко вступлению во вторые (нелегальные) браки. [312]