Кирилл Соловьев - Самодержавие и конституция

В Курской губернии ничто не могло помешать победе Н. Е. Маркова и его сторонников. Местный губернатор Н. П. Муратов (1912–1915), перефразируя Людовика XIV [5], утверждал: «Губернское избирательное собрание – это Марков». Фактически ему подчинялись и губернский предводитель В. Ф. Доррер, и уездные предводители дворянства. В земском собрании он пользовался безусловным авторитетом. Примерно схожее влияние в Смоленской губернии было у Н. А. Хомякова. В Волынской губернии многое зависело от позиции архимандрита Почаевской лавры Виталия. В Курляндской губернии безраздельно господствовали остзейские бароны, которые могли провести любого кандидата. В Оренбургской выборы в немалой степени определялись симпатиями мусульман, которые поддерживали кадетов. В Херсонской губернии важную роль играли избиратели-немцы, традиционно голосовавшие за октябристов. В Одессе по второй городской курии было гарантировано прохождение кадетов благодаря поддержке еврейского населения. В Казанской губернии у октябристов были столь сильные позиции, что местная администрация не смогла помешать прохождению в Четвертую Думу представителей левого крыла партии – А. Н. Барятинского и И. В. Годнева. В Самарской губернии тон задавали купцы А. И. Соколов и В. М. Сурожников, поддерживавшие блок кадетов и прогрессистов.

В Москве расклад сил определялся позицией домовладельцев-арендаторов. Раньше они были аполитичными, но к 1912 году многое изменилось. Преимущественно они проживали в районах Марьиной рощи и «Бутырок». Значительная часть Марьиной рощи принадлежала графу С. Д. Шереметеву. В 1911 году среди арендаторов прошел слух, что Шереметев планировал продать землю французскому синдикату. Домовладельцы встревожились, чем попытался воспользоваться Союз русского народа, который обещал арендаторам поддержку. Тогда те собрали деньги и передали их своим защитникам в надежде, что те похлопочут за интересы москвичей. Из Петербурга вернулся активист Союза русского народа Орлов. Он уверял арендаторов, что только благодаря его заступничеству их проблемы уже решены, что Шереметеву запретили продавать Марьину рощу, вся принадлежавшая ему земля будет принудительно выкуплена, а условия аренды существенно облегчены. Наивные домовладельцы поверили Орлову. Но за первой радостью наступило разочарование: оказалось, что это простое бахвальство. Арендаторы отшатнулись от Союза русского народа. Теперь они искали поддержки у кадетов и прогрессистов и впоследствии голосовали за них. Аналогичным образом вели себя домовладельцы «Бутырок». Они рассчитывали на помощь в противостоянии с собственником земли – причтом Бутырской церкви. Примерно такая же ситуация сложилась в Киеве в районе Байковья, которое принадлежало митрополичьему двору.

Россия была слишком большой и пестрой, недостаточно исследованной и «недоуправляемой». В сущности, в каждой губернии действовали свои правила игры. Это сильно затрудняло правительственную задачу – контролировать ход выборов. Усилия власти порой приносили обратный результат, вызывая немалое раздражение у партий, оказавшихся под административным прессингом. Отсечь же их от выборов было невозможно: за ними стояли значимые социальные силы, серьезные экономические интересы, влиятельные общественные объединения, которых нельзя было игнорировать. В ходе четырех избирательных кампаний в Думу стали очевидными результаты развития русского общества за последние полстолетия, со всеми его издержками и диспропорциями.

Результаты выборов не позволяли сформировать в Думе устойчивого большинства вплоть до 1915 года, то есть до образования Прогрессивного блока. В Первой Думе «пальма первенства» принадлежала кадетам. У них была самая большая фракция (178 депутатов из 496, то есть 35,6 %). И все же этого оказалось недостаточно, чтобы сформировать большинство. Кадетам приходилось договариваться с трудовиками (110 депутатов, то есть 22 %) и польскими депутатами (34 депутата польского кола и 14 – группы Западных окраин, всего 9,6 %). Такого рода соглашения требовали существенных уступок. Во Второй Думе кадеты и вовсе утратили всякий контроль над ситуацией (124 депутата из 517, то есть около 24 %). В Таврическом дворце численно доминировали социалисты разных мастей (78 трудовиков, 68 социал-демократов, 38 эсеров, 18 членов народно-социалистической фракции, то есть в совокупности около 40 %). Немало было и правых (49 человек, то есть около 10 %), которые не были готовы блокироваться с думским центром. В Третьей Думе сформировался так называемый «октябристский маятник», когда представители «Союза 17 октября» могли блокироваться как с более левыми (кадетами), так и с более правыми (правомонархистами и националистами), формируя тем самым большинство: у октябристов была самая многочисленная фракция (120 депутатов из 442, то есть 27,55 %). Немало было «соседей» справа (141 депутат, то есть около 32 %) и существенно меньше слева (52 кадета и 36 прогрессистов, всего 20 %). Казалось бы, «октябристский маятник» должен был гарантировать правительству послушную Думу. Однако это было не так. Механизм работал крайне не надежно, слишком разнородными и недостаточно дисциплинированными были фракции. В Четвертой Думе уже и маятника не было. Октябристы фактически утратили лидерские позиции. У них было 100 народных избранников из 442, то есть около 22 % всего депутатского корпуса. У левого крыла – кадетов 59 и прогрессистов – 48 депутатов, примерно 24,5 %. Зато правые (Партия центра, националисты и собственно правые) укрепили в Четвертой Думе свое положение. У них было 175 (39 %) депутатов. Примечательно, что в этой Думе все же сформировалось большинство, однако оно было левоцентристским, оппозиционным по отношению к власти.