Ольга Тогоева - Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Впрочем, даже если довериться этим рассказам, нельзя не обратить внимание на тот факт, что о пророчествах речь зашла, только когда члены королевского совета, представители парламента и университетские теологи уже приступили к допросам Жанны в Пуатье, т. е. после ее первой встречи с дофином, состоявшейся в Шиноне [47] Исключение представляют лишь показания Дюрана Лаксара и Катерины Ле Ройе: пророчество о Франции, погубленной женщиной, но спасенной девой, очевидно, было известно уже в Вокулере. Но о нем, как отмечает О. Бузи, ничего не знали в Шиноне: Bouzy О. Jeanne ange, prophétesse. P. 18. . Вопрос, зачем понадобилось подобное трехнедельное расследование, если девушку на самом деле ждали, надеялись на ее появление и изначально верили в ее исключительные способности, исследователи оставляют без внимания. Я полагаю, однако, что решение именно этой проблемы способно радикально изменить наши представления об особенностях восприятия Жанны д’Арк ее современниками как в самом начале ее политической карьеры, так и значительно позднее.

Безусловно, военная и политическая ситуация весной 1429 г. заставляла дофина Карла и его приближенных искать любые пути выхода из кризиса [48] Pernoud R. Jeanne d'Arc par ellemême et par ses témoins. P., 1962. P. 79–89; Beaune C. Jeanne d'Arc. P. 83–85. . Однако в данном случае перед ними находилась молодая, никому не знакомая особа, совершенно уверенная в том, что является посланницей Господа ( ex parte Domini sui ), и пытавшаяся убедить в том же окружавших ее людей. Об этом стремлении Жанны говорили все без исключения очевидцы событий, дававшие показания на процессе по ее реабилитации. По свидетельству Бертрана де Пуланжи, о своей миссии девушка впервые сообщила еще Роберу де Бодрикуру, капитану Вокулера, который в конце концов снабдил ее всем необходимым для путешествия в Шинон и дал провожатых, которых Жанна также постоянно убеждала в собственной избранности [49] PN, 1, 305. . Жан де Нуйомпон так передавал в 1456 г. ее слова: «Никто в мире, ни короли, ни герцоги, ни дочь короля Шотландии, не смогут освободить Французское королевство. Это сделаю я, ибо так желает Господь» [50] «Nullus enim in mundo, nec reges, nec duces, nec filia Regis Scotie, aut alii, possunt recuperare regnum Francie…Et hoc faciam, quia Dominus meus vult ut ita faciam» (PN, 1, 290). Под «дочерью короля Шотландии» подразумевалась Маргарет Стюарт (1424–1445), дочь Якова I, просватанная за дофина Людовика (будущего Людовика XI), чьей супругой она стала в 1436 г. . Об уверенности Жанны в Божественном характере своей миссии ( missa ex parte Dei, missa a Deo ) вспоминали позднее Робер де Гокур, Реньо Тьери, Гобер Тибо и Жан д'Олон [51] PN, 1, 326, 330, 368, 475. , находившиеся весной 1429 г. в Шиноне и Пуатье. Однако именно эта, столь твердая позиция девушки по данному вопросу и стала причиной, по которой мнения о ней при дворе разделились. По свидетельству президента Счетной палаты Симона Шарля, некоторые королевские советники полагали, что дофину обязательно следует увидеться с Жанной, поскольку она является посланницей Господа; другие же считали, что доверять столь подозрительной особе ни в коем случае нельзя [52] «Aliqui de consiliariis regis dicebant quod rex eidem Johanne nullam adhibere debebat fidem; et alii quod, ex quo dicebat se missam a Deo et quod aliqua habebat loqui cum rege, quod rex ad minus eam audire debebat» (PN, 1, 400). . А потому, заключал Симон Шарль, решение о встрече Карла с девушкой было принято не без «трудностей» ( cum difficultate ) [53] PN, 1, 400. . Как мне представляется, данное обстоятельство объяснялось тем фактом, что в глазах многих придворных Жанна оказывалась никем иным, как одним из самопровозглашенных пророков, отношение к которым среди французских теологов и светской знати в первой половине XV в. было весьма неоднозначным.

Это отношение сформировалось в первую очередь благодаря церковному собору в Констанце (1414–1418) [54] О Констанцском соборе см. прежде всего: Valois N. La France et le Grand Schisme d’Occident. P, 1896–1902. T. 4. См. также: Stump P.H. The Reforms of the Council of Constance (1414–1418). Leiden, 1993; Tanner N. The Church in the Later Middle Ages. L.-N. V., 2008. , одним из основных вопросов на повестке дня которого стала дискуссия о различении истинных и ложных пророков. Данная дискуссия была вызвана расследованием, предпринятым участниками собора в отношении сразу трех известных проповедников: Джона Виклифа, Яна Гуса и Иеронима Пражского. И если Виклиф ко времени проведения собора уже умер, то оба чешских священника, прибывшие в Констанц, были арестованы, обвинены в распространении ереси и казнены [55] Tanner N. Op. cit. P. 19, 143–153; Spinka M. John Hus at the Council of Constance. N.Y., 1965. . Не менее важным оказалось и проведенное в рамках собора повторное рассмотрение результатов канонизации Бригитты Шведской, которая была признана святой в 1391 г., но природа откровений которой продолжала тревожить католическую церковь [56] Vauchez A. La saintété en Occident. P. 318, 474, 486–487; Sahlin C. Brigitta of Sweden and the Voice of Prophecy: a Study in Gender and Religious Authority in the Later Middles Ages. Woodbridge, 2001. P. 136–168. . Французская делегация, являвшаяся одной из самых представительных в Констанце и состоявшая из наиболее авторитетных деятелей церкви, приняла самое активное участие в этом обсуждении. Ее интерес к данной проблеме был связан прежде всего с тем, что саму доктрину discretio spirituum , т. е. принципы отличия истинных провидцев и визионерок от ложных пророков, в XIV–XV вв. разрабатывали именно французские теологи.