Николай Раевский - Портреты заговорили

Общеизвестно, что по пути в Россию он встретился с голландским посланником бароном Геккерном… — Рассказ о встрече Дантеса, тяжело заболевшего в каком-то германском городке, с Геккерном, который остановился в той же гостинице, где находился Дантес, принадлежит А. П. Араповой. По словам её, она «передаёт здесь то, что он [Дантес] сам рассказал много лет спустя одному из племянников своей покойной жены». Сейчас невозможно, конечно, установить, рассказал ли Дантес о том, что когда-то действительно случилось, или сочинил эту чувствительную историю об одиноком «старике» (Геккерну было тогда 42 года), который был настолько растроган видом страдающего юноши, «что с этой минуты уже не отходил более от него, проявляя заботливый уход самой нежной матери». Л. Метман, который, казалось бы, должен был знать, как произошла встреча деда с его приёмным отцом, никаких подробностей на этот счёт не приводит.

Возможно, что он считался с реакционными настроениями своего начальника. — Некоторые дипломаты, аккредитованные в Петербурге, отправили своим министрам по нескольку подробных донесений о дуэли и смерти Пушкина. Почти все они были лично знакомы с поэтом. Сардинский посланник граф Симонетти сообщил о петербургской драме в четырёх депешах. Вюртембергский — князь Гогенлоэ-Кирхберг, бывший в дружеских отношениях с рядом наших писателей и женатый на русской, подробно и точно изложил события в семи последовательных депешах. Кроме того, он представил довольно обстоятельную записку о жизни и творчестве Пушкина. Саксонский — барон Лютцероде, отлично изучивший русский язык и даже переводивший Пушкина, в первом из четырёх своих донесений назвал его первым поэтом современной эпохи со времени смерти Гёте и Байрона. Подобное донесение о дуэли и смерти Пушкина представил также баварский посланник граф Лерхенфельд. Враждебно относившийся к поэту прусский посол Либерман (он был единственным дипломатом, отказавшимся присутствовать на отпевании Пушкина) тем не менее обстоятельно писал о нём в семи депешах. Подробные сообщения представили и некоторые другие посланники [650]. По сравнению со многими из этих донесений депеша Фикельмона особенно выделяется своей сдержанностью.

…было бы невозможно. — Интересна почти забытая история младшей дочери Дантеса и Екатерины Николаевны, история, которую восстановили в памяти почитателей Пушкина Ободовская и Дементьев. Родив двух дочерей, Екатерина Николаевна, однако, страстно мечтала о сыне. Поэтому рождение третьей дочери Леони она встретила довольно холодно. Матери не суждено было узнать, какая странная судьба уготована Леони. По словам парижского корреспондента газеты «Новое время», беседовавшего с сыном Дантеса, последний рассказал ему: «Пушкин! Как это имя связано с нашим! Знаете ли, что у меня была сестра, — она давно покойница, умерла душевно-больной. Эта девушка была до мозга и костей русской. Здесь, в Париже, живя во французской семье, во французской обстановке, почти не зная русских, она изучила русский язык, говорила и писала по-русски получше многих русских. Она обожала Россию и больше всего на свете Пушкина». Леони, видимо, была девушкой чрезвычайно одарённой. По уверению её брата, она самоучкой прошла курс труднейшей Ecole Polytechnique [651], что уже совсем не обычно для французской барышни, и «по словам своих профессоров, была „первой…“».

…внебрачного сына, которого она привезла в Россию. — Матерью мальчика, родившегося в 1820 году, была венгерская графиня Форгач. В России воспитанник Е. М. Хитрово именовался Феликсом Николаевичем Эльстоном. После смерти Елизаветы Михайловны заботы о молодом человеке перепали к её дочери графине Е. Ф. Тизенгаузен, которая впоследствии передала ему хранившиеся у неё письма Пушкина к матери. Женившись на последней в роде графине Е. С. Сумароковой, Ф. Н. Эльстон получил, право присоединить к своей фамилии титул и фамилию жены. То же самое произошло и с его сыном Феликсом Феликсовичем, который женился на последней княжне Юсуповой. Таким образом потомки венгерского мальчика стали российскими князьями Юсуповыми, графами Сумароковыми-Эльстон. Сын Феликса Феликсовича, также Феликс, получил широкую известность, как убийца Распутина.

…он предложил А. М. Долгоруковой купить письма Пушкина, которые он ей показал. — Антонина Михайловна, как я хорошо помню, сказала мне, что, раскрыв пачку, она узнала почерк Пушкина, знакомый ей по репродукциям. Её мужа П. Д. Долгорукова не было дома. Долгоруковы были очень образованными людьми (Пётр Дмитриевич после короткой службы в Кавалергардском полку окончил историко-филологический факультет и, прежде чем купить письма, несомненно, потребовал бы соответствующей экспертизы). Лицо, желавшее продать им пушкинские письма, не могло об этом не знать. Читая эту книгу, необходимо постоянно делать поправку на то, что Н. А. Раевский поставил своей задачей не рассказ об истинной судьбе поэта, а воссоздание голосов пушкинского времени, рассказ о нравах и настроениях некоторых современников поэта, об их восприятии и оценке событий, со всеми свойственными им ошибками и заблуждениями. Одним из заблуждений, порождённых интригами и клеветой, является светская сплетня об А. Н. Гончаровой. См. подробнее: «А. С. Пушкин в воспоминаниях современников», т. 2. М., 1974, с. 490—493.