Карем Раш - Небываемое бывает

Фрэнк Карлуччи не увидел на корабле Васильчука ни вялых, ни подавленных моряков.

Покидая крейсер, один из американских адмиралов признался Васильчуку, что хотел бы служить на таком корабле. Вот этого-то и страшатся хозяева Америки! Они готовы на любые сокращения вооружений, но флот свой считают неприкосновенным. Твердо унаследовали от Британии: кто хозяин в океанах, тот и господствует в мире...

Чтобы быть верными миссии мира, мы обязаны быть верными своей столбовой дороге к океанам. Триста лет создавалась морская мощь России, три столетия русские моряки доблестно несли службу на рубежах державы. Подумаем и о дне завтрашнем. Флот требует дальнейшего развития: еще более надежной системы базирования, кадров с высочайшей морской выучкой и культурой, неослабного интереса к научным открытиям и опыту. Если в Севастополе единственный в своем роде в мире спасательный корабль «Эльбрус» вот уже лет пять не выходит в открытое море только потому, что негде его отремонтировать, то это не делает нам чести. Флот и застой — понятия взаимоисключающие. Будем же достойны деяний предшествующих поколений и останемся верны исторической предестинации!

Дух державного служения более всего укоренен в армии и флоте. Сорок пять лет стоит в развалинах главная святыня Севастополя — Владимирский храм, где покоится прах Лазарева, Нахимова, Корнилова и Истомина. Когда командующий Черноморским флотом адмирал Михаил Николаевич Хронопуло говорил в беседе со мной, что флот, отчаявшись в ожидании восстановления усыпальницы адмиралов, решил не только сам взяться за ее реставрацию, но еще перенести сюда из Мордовии прах адмирала Ушакова, я невольно почувствовал дух предестинации, тот порыв, что имеет и свой знак — как знамя, он в белом шарфе моряка, который Петр велел завязать офицерам на руку, чтобы матросы видели их впереди абордажного боя. Наш прославленный морской летчик Борис Сафонов, дважды Герой Советского Союза, чтобы его товарищи по полку узнавали друг друга в бою, тоже велел им носить белые шарфы. Белый шарф, как и кортик, символ чести офицера и его служения Отечеству, символ чистоты совести. Только духовный порыв, рожденный сильной памятью, способен истребить неуставную заразу, занесенную «пеструшкой» из общества в наши Вооруженные Силы.

В чем же подлинная самобытность нашего исторического пути? Что отличает неповторимый духовный тип русского человека, который народ воплотил в идеал подвижнического служения Отечеству, огранил державное творение русского этноса понятием «Святая Русь»? Понятие это не церковное, тем более не всемирное, а коренное, народное, родившееся вместе с древним: «Кто сеет хлеб — тот сеет правду». Это во-первых.

Предестинация русских, белорусов и украинцев вела их к океанам. Путь этот прежде всего земледельческий. При всех издержках казацкой вольницы они тянули к морю не только корабли через чащи и пороги, но и плуг. Это во-вторых.

Ни один из народов на окраинах Руси из вчерашних ее смертельных врагов — ни на русском юге, ни на русском западе, где потомки Тевтонского и Ливонского орденов умирали за идеалы русской государственности, ни на востоке, начиная с Казанской, Ногайской и Сибирской орды и до Тихого океана, где берег Отечества не дальний, а где русский восток, — ни один народ не узнал на себе ни злопамятства русских, ни мести, ни унижения. Этого не опровергают даже злейшие наши враги. Иначе эти народы не умирали бы бок о бок с нами в двух отечественных войнах. Таков подлинный интернационализм. Вот почему «Святая Русь» — понятие глубоко и самобытно национальное. Лучшим свидетельством этому служит то, что после Октября, когда русские, белорусы, украинцы, став в большинстве своем атеистами, первыми умирали в войне с фашистами «за други своя!», а после войны и до сего дня отдают бескорыстно вчерашним угнетенным народам все лучшее, что у них есть. Порукой этому то, что ныне они по уровню жизни, образования, льготам уступают вчерашним своим окраинам. Пусть это будет в-третьих.

И наконец, доказательством праведности пути к морям служит то, что единая Русь, разъединенная Ордой на три народа, вновь слилась в единый этнос Киевской поры в устьях Днепра, Дуная, Дона, Кубани, Волги, Амура, па необозримых просторах Урала и Сибири, тем самым показав миру, что есть только один путь к спасению. Он — в братстве и равенстве всех пародов.

Не из этого ли духовного источника родилась и «Троица» Рублева — как переживание и мечта о новом единстве разъединенных па три ветви руссов? Она и заказана была Сергием Радонежским, дабы преодолеть «ненавистную рознь мира сего». Ее тишина, единство и свет могли родиться лишь после Куликовской сечи, в которой ратоборствовал Андрей Рублев, — битвы, что потрясла двадцатилетнего инока, такого же «русского мальчика», как Алеша Карамазов. Единство светилось и в каждом слове украинца Василия Васильчука, командира крейсера «Слава», белоруса Егора Томко, начальника училища подводного плавания, контр-адмирала, Героя Советского Союза; русского Льва Столярова, начальника нахимовского училища, контр-адмирала, тоже Героя Советского Союза.