Карем Раш - Небываемое бывает

Когда фрегат «Паллада», также пройдя вокруг света, бросил якорь в Императорской гавани в виду русских берегов, один из самых спокойных, смышленых и могучих матросов фрегата сказал стоящему на палубе писателю Ивану Гончарову слова, которые, по моему глубокому убеждению, могут быть признаны главными словами последнего русского тысячелетия и служить девизом предестинации. Обогнув земной шар и увидев вновь родные земли, тот взволнованно и удивленно обронил:

«Свет мал, а Россия велика!»

В Америке недавно издали увесистый фолиант — альбом фотографий, рисующих день из жизни нашей страны, от Балтики до Курил. И лишь один объект в нем запечатлен пять раз. Это не космодром, не балет, не университет, не прокатный стан... Древний державный инстинкт и тут не подвел потомков англосаксов — особое восхищение американцев вызвало Ленинградское нахимовское училище. Фоторепортеров поразили духовная собранность, нравственная просветленность, физическая крепость наших мальчишек. Но не только это. Американцы считают свой флот опорой страны, главной ударной силой. Морская пехота — оплот армии, эталон американского духа. От Британии они переняли не только роль «владычицы морей», но и острый интерес ко всему, что имеет отношение к морской мощи. От их взора не ускользнуло и то, что училищем руководит адмирал Столяров, Герой Советского Союза, недавний командир атомной подводной лодки.

Гостей из-за океана, должно быть, взволновало не только само училище, что находится в одном из красивейших зданий города, но и стоящий под его окнами у гранитной невской стенки знаменитый крейсер «Аврора» как напоминание мощи российского флота.

Что делает море с людьми? Почему так преображаются обыкновенные парни, надев морскую форму? Наставники нахимовского училища единодушны — через месяц курсантов уже не могут узнать родители. А еще через два — после парада на Красной площади — вчерашние восьмиклассники уже настоящие юноши. Так возвышает причастность к великому делу. Рассказывают, что когда в океане встречаются два наших военных корабля, то капитаны осведомляются через громкоговоритель, нет ли на борту бывших нахимовцев...

Когда подросток вскидывает голову в строю, равняясь па флаг, он испытывает волнение, с которым не сравнится, пожалуй, никакой другой обряд. И потом, став офицером, тоже будет каждый день, поднимаясь по трапу родного корабля, отдавать честь флагу Отечества. На флоте не принято говорить на эту тему. Офицеры служат молча. Но еще в юности нахимовец чистым сердцем мгновенно улавливает, что отныне он приобщен к некоей святыне.

Как-то в Ленинграде мой собеседник, кавторанг Валерий Никонов, обронил в разговоре, что он будет на работе завтра во столько-то. Его начальник, тоже кавторанг, Евгений Корчагин тут же строго сказал:

— Не на работе, а на службе... — и улыбнулся, придав замечанию форму светской реплики. Моряки не любят говорить о подобных вещах с угрюмой серьезностью. Тот же Корчагин еще раз прервал своего друга, когда тот заговорил о том, как мучительны для офицера поиски квартиры. «Ни слова о трудностях!.. Мы флотские офицеры... Нам все дается легко...» И опять широко улыбнулся.

Перед парадом на Красной площади нахимовцев возят под Москву к полям Белого Раста, где морские пехотинцы зимой сорок первого, сбросив маскировочные халаты и надев бескозырки, поднялись в атаку и бежали по снегу, невзирая на пулеметный огонь противника, пока не сошлись врукопашную в первой линии вражеских траншей. Откуда эта наша флотская неудержимость, эта окрыленность?.. Где ее истоки? Не в Святославовом ли кличе: «Иду на вы»? Не в потешных ли играх Петра?

Здание нахимовского училища было построено накануне революции. Условиями конкурса среди архитекторов предусматривалось, что желательно ему быть в стиле Петровской эпохи. Победил безвестный инженер-строитель, который вскоре стал главным архитектором Петербурга. Казалось, даже прикосновение к наследию Петра и его энергичной эпохе приводит к результатам, похожим на чудо. Именно это чувство рождается, когда смотришь на синий дворец нахимовцев. Неслыханная дерзость и поэзия сопутствовали всем созидательным деяниям Петра. От трудностей Петр,, казалось, становился крепче; а когда чувствовал, что интересы России в опасности, тогда уже для него — чем страшней, тем веселей. После тяжелого нарвского разгрома он лично повел морскую пехоту на абордаж военных кораблей шведов в устье только что очистившейся от льда майской Невы. Тогда же беспристрастные свидетели его подвига «за никогда не слыханную викторию» надели на тридцатилетнего Петра орден Андрея Первозванного. Сему ордену надлежало быть высшим орденом новой державы, а молодому флоту — нести белый флаг с синим Андреевским крестом.