Карем Раш - Небываемое бывает

Тихий океан уже стал «Средиземным морем» человечества. Как нам осознать деяния Петра на новом историческом этапе, который ждет страну на пороге нового тысячелетия? С Петра ведет отсчет новая эра в международной жизни. Эта эра началась с навигацких школ в Москве, Якутске, Охотске, Иркутске, Нерчинске. Если бы вдруг ныне явился Петр, то нет сомнения, что теперь он поставил бы столицу на берегу Охотского моря — самого русского, самого сурового и самого богатого моря в мире. Он же, вопреки «желто-блакитной» петлюровской «пеструшке», исправил бы свою государственную ошибку и объявил бы в соответствии с исторической правдой первопрестольным градом Отечества тот город, откуда и пошла русская земля, а именно — Киев. Это не умаляет роли Москвы, ибо великодушие только возвысило бы белокаменную святыню. Киев — не «мать городов русских». Киев — он, а потому отец. Перестанем же в византийском раболепии называть мужественный город — «она» —- только потому, что «город» в греческом языке женского рода. Если бы Петр, обладавший редкой глубиной исторической памяти, воздал бы Киеву по его великим заслугам, быть может, ему не пришлось бы отливать для Мазепы медаль в восемь килограммов серебра с изображением удавившегося Иуды. И вопреки бессмысленной «пеструшке» он не только немедленно достроил бы БАМ, а добавил бы еще колею да новую железную дорогу стремительно довел бы до Магадана, чтобы не с помощью соседей, а руками и умом самих россиян созидать свой дом на священных берегах Отечества.

Петр не мог не поставить столицу в устье Невы. Не мог не приблизить к врагу царский дворец. Он знал, что опасность мобилизует все ресурсы народа. А свой народ он знал лучше всех. Поставь Петр в устье Невы только могучую крепость, Россия не стала бы великой морской державой. Инерция Московской Руси утащила бы ее вновь в глубь континента.

Инерция эта существует и поныне. Русская эмиграция в своем худшем проявлении породила «пеструшку», которая предала святыни и договорилась до того, что ордынское иго для русских было даже благотворным.

Убийства, набеги, полон, надругательства, муки, битвы — все принесено в жертву евразийской идейке об исконной сухопутности русских. Это же сдабривается заимствованной на Западе теорией «пассионарности»...

Столица должна была быть там, где пересекаются мировые дороги. Чтоб не дремали. Чтобы во время морской битвы со шведами «окна были в постоянном содрогании». Есть и еще одна тайна в выборе Петра. Он придерживался правила, которое Суворов выразил словами:

«Опасности лучше идти навстречу, чем дожидаться ее на месте».

Адмирал Ушаков уточнил: «Врагов не считают — их бьют!»

Так предестинация вывела русский флот в Мировой океан для защиты мира. Когда в морскую пучину погрузились начиненные смертью атомные подводные лодки американцев с черным туловищем и зловещими очертаниями и начался, по Пушкину, «гад морских подводный ход», тогда-то «русские мальчики» и вышли на океанский простор на кораблях, родившихся в глубине континента на заснеженных просторах их Родины. Только океаническое мышление поможет нам до конца осознать священные рубежи Отечества и особость нашего духовного типа, ибо:

Свет мал, а Россия велика!

«Джентльмен обыкновенно живет в деревне» — так начинается, говорят, одно из самых известных в Англии руководств для «настоящих мужчин». Почему для британских верхов, столетиями неторопливо отбиравших нормы в кодекс поведения и жизни и показавших исключительную классовую выживаемость и гибкость, деревня и аристократизм оказались сопряжены и неразрывны до сегодняшнего дня? И сейчас загреби хоть миллионы, но, если ты не ковыряешься на своем клочке земли и у тебя нет дома и живности, никакие деньги не смоют с тебя облика выскочки и разбогатевшего деклассированного чужака.

Когда это началось?

Облагораживание земли было главным, что внесли в историю молодые народы Европы, пришедшие на смену античности.

Владение землей стало главным признаком знатности.

Что общего между много раз осмеянным деревенским увальнем и джентльменом?

Прежде всего деревня с ее укладом, сезонами, рассветами, работой, требующей долгого дыхания, нечто генетически чуждое выскочке — земля проверяет на подлинность человека.

Английское дворянство не зря лучше континентального приспособилось к буржуазности, оно знало всегда цену деньгам и обладало, значит, незамутненным инстинктом власти. О том, что земля — основа богатства и достоинства, именно богатства и достоинства (у буржуа деньги и честь ходят врозь), английское дворянство знало всегда. Даже «леди» в своем первом и точном звучании означало на заре истории германских племен «женщина, пекущая хлеб».