Аркадий Гордин - Пушкин в Михайловском

В самом начале апреля 1826 года дежурный генерал Главного штаба А. Н. Потапов, отвечая на запрос начальника Главного штаба генерала И. И. Дибича, письменно докладывал: «Поэма Пушкина „Цыганы“ куплена книгопродавцем Иваном Слёниным, и рукопись отослана теперь обратно сочинителю для каких-то перемен. Печататься она будет нынешним летом в типографии министра просвещения. Комиссионером Пушкина по сему предмету надворный советник Плетнёв, учитель истории в Военно-сиротском доме, что за Обуховским мостом, и там живущий. О трагедии „Борис Годунов“ неизвестно, когда выйдет в свет».

Сведения эти, извлечённые из подвергавшихся перлюстрации писем Пушкина и донесений полиции, интересовали не Дибича, а самого царя. Дибич лишь выполнял поручения Николая, как ранее выполнял поручения Александра, когда запрашивал генерала Инзова о поведении поэта.

Но любознательность Николая простиралась и дальше. 9 апреля генерал-губернатор Петербурга П. В. Голенищев-Кутузов получил от Дибича секретную записку с приложением вышеприведённого донесения Потапова, в которой содержалась просьба «объясниться с ним, начальником Главного штаба, о сём Плетнёве при свидании».

Голенищев-Кутузов ответил Дибичу письменно, что «Плетнёв знает Пушкина как литератора; смотрит за печатанием его сочинений и вырученные за продажу оных деньги пересылает к нему по просьбе и препоручению г. Жуковского. Поведения примерного, жизни тихой и уединённой; характера скромного и даже более робкого. Впрочем, изустно объявлено генерал-майору Арсеньеву иметь за ним надзор». И это объяснение, очевидно, не удовлетворило царя. Пришлось Голенищеву-Кутузову собирать дополнительные сведения о Плетнёве, о печатании «Цыган», о «Борисе Годунове» и отправлять их Дибичу. Но любознательность Николая простиралась ещё дальше. Переписка продолжалась. 23 апреля Дибич сообщал Голенищеву-Кутузову: «По докладу моему отношения вашего превосходительства, что надворный советник Плетнёв особенных связей с Пушкиным не имеет, а знаком с ним только как литератор, государю императору угодно было повелеть мне, за всем тем, покорнейше просить вас, милостивый государь, усугубить всевозможное старание узнать достоверно по каким точно связям знаком Плетнёв с Пушкиным, и берёт на себя ходатайство по сочинениям его, и чтобы ваше превосходительство изволили приказать иметь за ним ближайший надзор».

Столь опасным казался Пушкин Николаю, что тихого, скромного, «примерного поведения» учителя Плетнёва сочли неблагонадёжным и отдали под «ближайший надзор» только за то, что он занимался изданием сочинений поэта и переписывался с ним.

Царю хотелось выискать какие-то «особенные» связи. Голенищев-Кутузов пытался их изыскать, но безуспешно. Верно, для того чтобы прекратить бумажную канитель, он вызвал к себе Плетнёва и приказал ему не иметь дела с Пушкиным, не писать ему. Через Дибича доложил что Плетнёв «особенных» связей с Пушкиным не имеет; то, что делал для него, ныне не делает и «совершенно прекратил всякую с ним связь». Однако «секретное и неослабное» наблюдение за Плетнёвым было оставлено [257] Документы из Дела о связях учителя Плетнёва с литератором Пушкиным опубликованы в «Русской старине». 1899, т. 98, с. 509—510. См. также: Симонов И. С. О связях учителя Плетнёва с литератором Пушкиным.— Педагогический сборник. 1917, декабрь, с. 637—639. Подлинное дело — ИРЛИ, ф. 224, оп. 16, ед. хр. 127. .

Плетнёву пришлось перестать писать в Михайловское. Пушкин узнал обо всём этом позже от самого Плетнёва. И, если от того долго не бывало писем, шутливо спрашивал: «Уж не запретил ли тебе генерал-губернатор иметь со мною переписку?»

А пока что отсутствие писем от Плетнёва не могло не тревожить поэта. Правда, в последнем, апрельском письме говорилось, что Плетнёв болеет, как никогда не болел, чем и могло объясняться молчание.

«Дело Плетнёва», ничего не давшее царю для выяснения новых злонамеренных побуждений Пушкина, не положило конца изысканиям Николая. Хотя по ведомственным каналам из Псковской губернии приходили благоприятные отзывы о поведении поэта, царь вёл своё следствие. После его вступления на престол и бунта 14 декабря, среди многочисленных проблем, требовавших разрешения, стояла и такая, что делать с Пушкиным? Забыть в псковской глуши, услать ещё далее или помиловать? Царь пребывал в нерешительности. Он колебался. Вопрос был не прост.