Аркадий Гордин - Пушкин в Михайловском

В Тригорском Языков провёл не несколько дней, а не меньше месяца [251] Впоследствии он ошибочно говорил о шести неделях. и уехал отсюда в совершенном восторге. Вернувшись в Дерпт, он писал матери в конце июля: «Лето провёл в Псковской губернии у госпожи Осиповой, матери одного здешнего студента, доброго моего приятеля, и провёл в полном удовольствии. Изобилие плодов земных, благорастворение воздуха, благорасположение ко мне хозяйки, женщины умной и доброй, миловидность и нравственная любезность и прекрасная образованность дочерей её, жизнь, или лучше сказать, обхождение совершенно вольное и беззаботное. Потом деревенская прелесть природы, наконец, сладости и сласти искусственные, как-то: варенья, вина и проч.— всё это вместе составляет нечто очень хорошее, почтенное, прекрасное, восхитительное, одним словом — житьё!» [252] Там же, с. 256—257.

Обычно, с лёгкой руки Языкова и П. В. Анненкова, принято изображать жизнь Пушкина в июне — июле 1826 года как нечто идиллическое.

Прекрасная природа Тригорского, гостеприимство и любезность Прасковьи Александровны и её дочерей, дружеские пирушки со жжёнкой, которую мастерски варила юная Евпраксия, прогулки пешком и верхом, купание в Сороти, вечера с фортепьяно, нескончаемые беседы и во время прогулок и ночью в баньке, стоявшей в Тригорском парке у самого обрыва к Сороти, где ночевали оба поэта, шутливые стихи, сочинённые вместе Пушкиным и Языковым,— всё это было, и всё это воспето Языковым:

Побывал Языков и в Михайловском, где его радушно принимала Арина Родионовна, которую он тоже воспел.

Всё это было. Но было и другое, о чём Пушкин писал самым близким друзьям. «Грустно, брат, так грустно, что хоть сей час в петлю»,— признавался он Вяземскому в письме от 10 июля, в самый разгар «прекрасного лета» 1826 года — лета с Языковым, Вульфом, беседами, увеселениями.

Распрощавшись с Тригорским, в середине июля Языков вместе с Пушкиным выехал в Псков, а оттуда в Дерпт.

Вскоре он написал своё знаменитое, посвящённое памяти декабристов стихотворение:

Здесь, несомненно, звучали отголоски тех настроений, которыми были проникнуты разговоры в Тригорском и в Михайловском. «Зовём свободу в нашу Русь» — так вспоминал о них Языков. Месяц общения с Пушкиным оставил глубокий след на всём последующем творчестве молодого поэта.

19 августа Языков послал Пушкину письмо, которым надеялся начать их регулярную переписку. В письме находилось и стихотворное послание, начинавшееся словами:

и аполог «Удел Гения», истинный смысл которого разгадать нетрудно:

Ответом на это письмо явилось послание Пушкина, датированное 28 августа:

Ещё раньше дружеским общением с Языковым, вероятно, было вызвано незаконченное стихотворение:

Список стихотворения «Не вы ль, убранство наших дней…» хранился в Тригорском. По-видимому, его привёз из Дерпта Алексей Вульф.

Хранился в Тригорском и альбом, подаренный Прасковье Александровне её двоюродным братом Сергеем Муравьёвым-Апостолом, членом тайного Южного общества, «главным зачинщиком» восстания Черниговского полка. В альбоме была его запись: «Я… не жажду смерти и не страшусь её… Когда она явится, я буду готов встретить её» (оригинал по-французски). Вряд ли этой записи не знал Пушкин.