Аркадий Гордин - Пушкин в Михайловском

Опасения Ноинского подтвердились. Дело дошло до того, что крестьяне толпами двинулись к помещичьей конторе, намереваясь разбить её и выгнать управляющего. Прибывшему на место с командой солдат заседателю земского суда пришлось запросить у начальства подмоги — крестьян в имении было более трёх тысяч. Губернатор Адеркас лично выехал к месту происшествия. Николай I отправил своего уполномоченного полковника Германа. Последовали «сражения» с крестьянами, затем — телесные наказания, тюрьма, каторга, казни.

Настоящий бунт вспыхнул весною 1826 года в селе Поляна Опочецкого уезда, недалеко от Михайловского. «Крестьяне мои вышли из послушания, предвещая себе какую-то вольность, не повинуются и не исполняют обязанностей своих,— писала в жалобе губернатору помещица графиня Коновницына,— а 5-го числа сего [мая], когда управитель приказал всей вотчине вывести на работу по две лошади с тягла для вспахивания земли, то некоторые не исполнили сего, при взыскании же с них за своё непослушание, воспользуясь сим случаем, бросились на него, крича: убьём и в реку бросим, а также выборного и писаря при вотчине, имея у себя в руках топоры, а некоторые с дубьём; однако они успели уйти от них, хотя и гнались за ними с ругательствами и грозили их убить» [261] Цит. по статье: Дейч Г. , Фридлендер Г. Пушкин и крестьянские волнения 1826 года.— Литературное наследство, т. 58. М., 1952, с. 196, 204. .

В таких обстоятельствах обвинение в возбуждении крестьян к вольности представлялось особенно угрожающим.

И вот 19 июля, в тот день, когда Пушкин приехал в Псков, из Петербурга в уездный город Новоржев выехал коллежский советник А. К. Бошняк для «возможно тайного и обстоятельного исследования поведения известного стихотворца Пушкина, подозреваемого в поступках, клонящихся к возбуждению к вольности крестьян» и для «арестования его и отправления куда следует, буде бы он оказался действительно виновным». Бошняк ехал в сопровождении фельдъегеря Блинкова и имел на руках открытый лист № 1273 на случай, если слухи подтвердятся и надо будет приступать к арестованию.

О том, что «почивший в бозе» император Александр I и «ныне здравствующий» Николай I придавали особе Пушкина весьма большое значение, свидетельствует и выбор подсылаемых к нему шпионов. Александр подсылал знаменитого Фогеля, Николай — Бошняка.

Бошняк зарекомендовал себя как необычайно умелый и ловкий провокатор. Правая рука по сыскной части начальника Херсонских военных поселений генерала И. О. Витта, Бошняк был шпионом по призванию. Дворянин, помещик, человек «из общества», литератор, написавший несколько книг, учившийся в юности вместе с Жуковским, знакомый с Карамзиным и Вяземским, он выполнял самые скользкие и ответственные поручения начальства. В Петербург его вызвали для дачи показаний по делу южных декабристов, в среду которых он втёрся и сумел завоевать их доверие.

Чтобы выполнить поручение, касающееся Пушкина, Бошняк, выдавая себя за «путешествующего ботаника», переезжал с места на место, знакомился с людьми разных сословий и умело выпытывал у них сведения о поэте.

В Новоржеве, сумев «привлечь доверенность» хозяина гостиницы, в которой остановился, узнал от него следующее:

«1-ое. Что на ярмонке Святогорского Успенского монастыря Пушкин был в рубашке, подпоясан розовою лентою, в соломенной широкополой шляпе и с железною тростью в руке.

2-ое. Что, во всяком случае, он скромен и осторожен, о правительстве не говорит, и вообще никаких слухов об нём по народу не ходит.

3-ие. Что отнюдь не слышно, чтобы он сочинял или пел какие-либо возмутительные песни, а ещё менее — возбуждал крестьян».

Познакомившись с уездным судьёй Толстым, Бошняк от него и от бывшего у Толстого в гостях смотрителя по винной части Трояновского, «возбудив их откровенность», выведал, «что Пушкин живёт весьма скромно, ни в возбуждении крестьян, ни в каких-либо поступках, ко вреду правительства устремлённых, не подозревается».

На обеде у Толстого, куда был приглашён, Бошняк познакомился с близким соседом Пушкина А. И. Львовым — псковским губернским предводителем дворянства, человеком богатым и «здравым рассудком одарённым», резко настроенным против «злонамеренных». О Пушкине Львов говорил:

«…Что известные по сочинениям мнения Пушкина, яд, оными разлитый, ясно доказывают, сколько сей человек, при удобном случае, мог бы быть опасен; что мнения его такого рода, что, отравив единожды сердце, никогда уже измениться не могут». Но при этом должен был признать, что «ничего предосудительного о нём не слышит, что Пушкин живёт очень смирно, и что совершенно несправедливо, чтоб он старался возбуждать народ».