Олег Сумин - Гегель как судьба России

Этой философской эпохой следует считать период мировой истории, который начался практически уже при жизни Гегеля и активно продолжился после его смерти. Идеи его философии становятся популярными сначала в самой Германии, а затем распространяются и в других странах. Интересным является факт того, что самый восторженный прием идеи этой философии находят как раз в странах славянского мира, который самим Гегелем был оставлен вне границ разумного рассмотрения истории.

Народы, которые участвуют в реализации разумных принципов в истории, являются всемирно–историческими. Определения разумного в истории, однако, проявляют себя так, что на долю одного народа никогда не достается вся историческая определенность разумного. В истории всегда случается так, что один народ (или родственная группа народов) участвует в полагании, в утверждении на почве истории только какого–то одного разумного принципа. Этот принцип овладевает духом народа, делает его активным на исторический сцене и каждый народ всегда чувствует величие той миссии, которая на него возложена, он чувствует, что право всемирной истории на его стороне и он борется за утверждение этого права. Другие народы также в конечном итоге сознают это обстоятельство и признают его. После того, как принцип реализован, народ, как правило, успокаивается и утверждение следующего принципа оказывается уже делом какого–то другого народа. Для того, чтобы состоялся этот переход развития определений разумного с почвы одного народа на почву другого, необходимо, чтобы эти народы вошли в некое историческое соприкосновение. Этими соприкосновениями, помимо разнообразных культурных влияний, являются также войны. Не все войны — всемирно- исторические, но только те, в которых столкновение происходит между народом, уходящим с исторической сцены и народом, идущим ему на смену. Как правило, инициатором военного конфликта выступает всегда народ, чей принцип уже исчерпан. Он как бы чувствует, что определенность разумного уже оставляет его, переходит на почву иного народа и он как–бы гонится за ней. Стремясь к господству над новым всемирно- историческим народом, он, однако, как правило находит свое поражение. Так было в древней истории, когда принцип Востока, в лице персидского государства стремился найти свое поражение в Греции, так обстояло дело с римлянами, которые нашли своих победителей в лице германских варваров…

Германские племена, воспринявшие идею христианской религии, развивают ее до своей тотальности и подготавливают выступление тотальности философии. Однако придать последней форму объективной всеобщности они оказываются не в состоянии, так как их дух слишком укоренен в форме религиозной определенности. Поэтому народы Западной Европы вынуждены искать новый всемирно–исторический народ, которому бы они смогли передать эту великую эстафету. Этот поиск неминуемо гонит их на христианский Восток. Уже походы крестоносцев и войны Петра можно рассматривать как это первоначальное соприкосновение двух всемирно–исторических народов. Еще более отчетливо это обстоятельство видно в войне Наполеона с Россией. Эти кофликты, однако, совершаются еще до того, как философская форма завершит свое окончательное развитие и существо этих столкновний поэтому еще слишком неопределено. Гораздо большей определенности суть этого конфликта достигает в двух мировых войнах, обе из которых начинаются тем, что германские народы устремляются на территорию славянских государств… Первая мировая война начинается также в тот период, когда в истории объективно еще не имеется государства, которое бы было создано всецело из нового духа. Поэтому эта война лишь способствует созданию такового. Когда это государство уже создано и его мощь начинает серьезно заявлять о себе — в Западной Европе в качестве противодействия этому новому духу укрепляется государство нацисткой Германии. Хотя впоследствии остальные западные страны и выступили против нацизма, тем не менее следует признать, что фашистская Германия была плодом всего Западного мира. Он сам выпестовал это чудовище, оно было взращено при его попустительстве, а порой и при прямом содействии и поощрении. Этот выпущенный из бутылки злой дух западной культуры был в действительности отрицательной формой западно–христианской религии в ней самой. Процесс перехода от религиозно–мистической определенности абсолютного к философской определенности начался внутри самой культуры Запада. Однако, как это уже было замечено, народам Западной Европы невозможно было отказаться от той формы духа, в которой они были укоренены всей своей историей. Поэтому результат этого перехода имеет чисто негативную форму. Но весь Западный мир первоначально теряется перед этой формой отрицательности, уступает ей, поскольку она также происходит из нового духа, являясь как бы его побочным продуктом…