11 декабря следует окончательное царское распоряжение, которое Чернышёв передаёт Бенкендорфу: «Государь император высочайше повелеть соизволил оставить их <���двух дворовых> в военном ведомстве, но с тем, чтоб не были употреблены во фронтовую службу, а в нестроевую в каких-либо заведениях, к чему по усмотрению военного начальства способными окажутся» [280] Там же, л. 17.
.
Судьба Денисова и Ефимова решена: теперь им суждено окончить свой век на нижних ступенях военной иерархии — возможно, поварами, сторожами, мелкими служителями…
Меж тем ретивый Чернышёв уже распорядился и насчёт майора Платона Митькова и опять же — о поэме «Гавриилияда» (так! В последующей канцелярской переписке попадаются и другие наименования — «Гаврильада», «Гаврильяда»…).
Третий Митьков в конце 1828 года служил в 25-м егерском полку, в составе сводной дивизии 5-го пехотного корпуса, расположенной в Туле и её окрестностях. 8 декабря командиру дивизии «генерал-лейтенанту и кавалеру Набокову» был отправлен приказ Чернышёва — допросить майора Митькова, отобрать книгу «Гавриилияда», выяснить, от кого он её получил и нет ли ещё других списков. «В случае отказа г. Митькова, что он означенной книги не имеет и не имел, ваше превосходительство не оставите внушить ему, что он может быть уличён в противном, и тогда подвергнет себя законной ответственности. Спрос же его о сём приказать ему содержать в тайне во избежание строжайшей ответственности» [281] ЦГВИА, ф. 36, оп. 6, св. 47, № 110, л. 15.
.
Тайны, как видим, требуют с куда большей энергией, нежели признания…
19 декабря Набоков отвечал, что майор Митьков набирает рекрут в Саратове. Только 23 января 1829 года он был вызван к генералу и дал письменные показания. Предъявленный майору «вопросный пункт» генерал-лейтенанта Набокова, после перечисления того, чем интересуется Петербург, сразу завершался формулой: «При том подтверждаю, что, ежели вы отзовётесь неимением сей рукописи <���„Гавриилиады“>, то можете быть уличены…» Как видим, Набоков действует совсем не так, как предписывает Чернышёв: последний хотел, чтобы Митькова сначала спросили по существу дела, и только потом, если не ответит,— пригрозить ему «уликами»; именно таким образом, кстати, строились последовательные допросы самого Пушкина насчёт «Гавриилиады». Если бы Митьков «заперся» и дал показания только под давлением, это ясно выявило бы для высшего начальства его облик, «опасные настроения». Однако командир дивизии как будто и не замечает плана Чернышёва, но сразу же, задавая вопросы, предостерегает майора от опасных запирательств и намекает на существование улик. Можно с большим основанием предположить, что прежде письменного допроса был откровенный устный, и генерал Набоков как-то предупредил подчинённого. Во избежание же новых вопросов и придирок Петербурга генерал вместе с присылкой митьковского ответа довольно прозрачно намекнул, что больше не будет исполнять полицейские функции, а предоставляет это самому Чернышёву: показания Митькова сопровождались рапортом, извещавшим, что майор «уволен по прежде поданной им по команде просьбе в отпуск в Санкт-Петербург на 20 дней», и теперь, когда Валентин и Платон Митьковы окажутся в одном доме, военные власти вольны задавать новые вопросы.
Предположение об особой роли генерала основывается и на том, что Иван Александрович Набоков был близким родственником декабриста И. И. Пущина: женат на любимой старшей сестре декабриста, Екатерине Ивановне. Набоков тепло относился к шурину; между прочим, именно от Набоковых из Пскова Пущин ехал в январе 1825 года в гости к Пушкину в Михайловское. Возглавляя по должности одну из следственных комиссий по делу южных декабристов, Набоков при том постоянно помогал осуждённому Пущину, присылал приветы и этим сильно отличался от других, куда более запуганных родичей [282] См.: Пущин И. И. Записки о Пушкине. Письма. М., Гослитиздат, 1956, с. 102, 104; а также: Пушкин и декабристы, с. 179.
.
Официальный запрос о поэме, вероятно, вызвал немалые волнения в семье Набокова и размышления — как окончить это дело с минимальным ущербом для всех подозреваемых, в том числе для Пушкина, столь близкого к осуждённому Пущину.
Ответ Платона Митькова на вопросный пункт генерала Набокова хорошо продуман и написан с немалым достоинством. Вот его текст:
«Во исполнение приказания вашего превосходительства и противу приложенного, имею честь объяснить, что действительно с давнего времени я списывал и собирал стихи А. Пушкина, каковые впоследствии собрал в одну книгу, в коей почти все были из напечатанных в журналах, что делал я по неимению возможностей их покупать и по любви к стихам; между ними были и стихи под заглавием Гаврилияда, каковые имели тут место единственно потому, что были Пушкина, и, не давая им никакой цены как очень дурным по тексту, они находились у меня до того времени, как был прислан адъютант Главного штаба его императорского величества по военному поселению для обыска бумаг двух учителей, унтер-офицеров, у меня в батальоне II-го учебного карабинерного полка состоявших; почему я, из оного видя, как начальство обращает внимание, чтобы даже нижние чины не имели рукописей, противных религии и нравственности, и считая Гаврилияду в числе таковых, я в то же время сжёг всю книгу, единственно потому, что в оной находились помянутые стихи, истребя и черновые.
Читать дальше