Борис Борисов - Школа жизни

В это время уже шла первая мировая война. Мобилизация следовала за мобилизацией. Новобранцы за несколько дней до отправки в армию бросали работу, много пили, собирались большими группами, по пятьдесят и более человек, и долго, часами ходили по улицам. Под гармонь, бубен и трензель они пели, проклиная войну и Германию. Стражники держались в стороне. Сотни людей уходили на войну, и среди населения стоял сплошной стон. Не было семьи, у которой мужчины не пошли бы на фронт.

А вскоре семьи стали получать извещения о гибели отца, сына, брата. Многие солдаты пропадали без вести или возвращались калеками.

Помню, как мой уже немолодой двоюродный брат, Владимир Алексеевич Курочкин, уходя на фронт, сказал: «Недолго продержится на своем троне Николай». Так и получилось. В феврале 1917 года самодержавие было свергнуто.

В дни Февральской революции вместе со всеми я участвовал в демонстрациях, пел «Марсельезу» и «Мы жертвою пали». Вместе со сверстниками бегал по селу за фронтовиками, которые арестовывали стражников. Один из фронтовиков попросил нас:

— Ребята, помогите расклеить листовки.

Мигом мы взялись за дело. Что было написано в листовках, к сожалению, не помню. Знаю только, что человек этот пользовался у населения доверием и, видимо, был большевик. В другой раз он поручил нам собрать жителей села на митинг. Мы с радостью выполнили и эту просьбу.

На лето я возвращался в родной поселок. В 1917 году лето было бурным. Всюду кипели революционные страсти, в которых мне нелегко было разобраться. Позднее я узнал, что до Октябрьской революции на фабрике Сакиных не было большевистской организации, но передовые рабочие собирались и обсуждали свое бесправное положение, читали нелегальную литературу, разъясняли населению лозунги большевиков против Временного правительства и капиталистов.

Октябрьскую революцию фабричные рабочие встретили с энтузиазмом. Была создана партийная ячейка, проходили многолюдные митинги и собрания. Вначале партийная организация была малочисленной, человек двадцать. Хорошо помню многих из них, поскольку пришлось работать с ними и позднее. Это были в основном пожилые, квалифицированные рабочие, испытавшие на себе гнет самодержавия и капиталистов: столяр Андрей Андреевич Маров, слесарь Николай Николаевич Киселев, ткацкие подмастерья Павел Тимофеевич Бирюков и Зотик Иванович Дмитричев, браковщик Константин Андрианович Бахтов, развивальщица пряжи Екатерина Павловна Рвачева, конторщик Николай Иванович Лебедев, ткач Николай Дмитриевич Капустин, вскоре избранный председателем правления фабрики, ткач Григорий Иванович Талицын — первый председатель фабричного комитета профсоюза. Их организованность, инициатива, преданность делу большевистской партии, их политическая работа имели огромное влияние на население.

Коммунисты повели за собой весь фабричный коллектив. Они еще до Октября добились введения восьмичасового рабочего дня, улучшения условий труда и быта рабочих. Потом в хозяйском доме создали рабочий клуб, а при нем библиотеку из книг, конфискованных у хозяев. При клубе стали работать кружки художественной самодеятельности, школы по ликвидации неграмотности, читались лекции. Коммунисты и многие беспартийные рабочие занимались в кружках политграмоты.

Весной 1918 года я закончил высшее начальное училище. По сравнению с большинством сверстников, закончивших три-четыре класса, а то и вовсе не учившихся, таким образом я был более грамотным. Как-то утром отец сказал:

— Сегодня пойдем к хозяину.

В то время фабрика еще не была национализирована. Задав мне несколько вопросов, хозяин предложил место мальчика при конторе. Отец согласился. Через несколько дней я уже был на работе. Разносил бумажки, учился вносить записи в конторские книги, печатать на пишущей машинке, — в общем, готовился стать конторщиком. Вместе со мной в конторе работал Миша Харчев, сын рабочего. Мы с ним очень дружили. Позднее он стал народным судьей, участвовал в Великой Отечественной войне. Сейчас М. А. Харчев — генерал-майор юстиции в отставке.

В стране ухудшилось положение с продовольствием. Стучался голод и в дома нашего поселка.

От приезжих мы слышали, что за Москвой, в Тамбовской губернии, с продовольствием полегче, что люди везут оттуда хлеб. Я взял отпуск и тоже собрался в путь.

— На деньги, там, наверное, ничего не купишь. Возьми лучше мануфактуру. Обменяешь, — сказала мама. — Да смотри, будь осторожен…