Готхард Хейнрици - Заметки о войне на уничтожение [Восточный фронт 1941–1942 гг. в записях генерала Хейнрици]

Письмо жене, 27 октября 1943 г.

BArch. N 265/157. BL. 116f

Если почитать сводки вермахта, то война здесь состоит из сплошных оборонительных побед. В действительности же, упорно сражающиеся войска медленно, но верно оттесняются врагом назад. Каждый горд уж тем, что его позиции не были прорваны и он относительно без потерь отошел на новые позиции. Пять дней подряд противник так поливал нас артиллерийским огнем, что и смотреть–то было жутко [397]. Пехота была просто раздавлена. Русский палил из своих стволов в пять–шесть раз сильнее того, на что способны мы. Люди выходили с позиций, совершенно обезумевшие от артиллерийского огня. Даже несколько дней спустя они егце не пришли в себя. Превосходство в живой силе, превосходство в технике, свежие резервы, в то время как у нас сражаются одни те же, — таковы характерные черты этих боев, и, если они будут продолжаться без изменений, нас однажды ждет крушение. У меня сейчас одиннадцать недель крупных боев! Чем это кончится!

Над многими корпусами Манштейна на юге нависла серьезнейшая угроза. Вероятно, это будет стоить нам Крыма. Это означает опасность воздушных налетов для Румынии и месторождений нефти. Положение выглядит неудовлетворительным в крайней степени. И как должны в нем произойти перемены? Политическим путем? Но мы ни с кем не можем вести политические переговоры. Все беспредельно ненавидят нас. Мы хозяйничаем в таких странах, что не дай Бог! Наши люди еще воображают, что их действия достойны похвалы, если они всё уничтожат. Но из–за этого немецкий народ ждут лишь позор и возмездие. Но они как будто умалишенные. Я пытался под Смоленском управлять этим, противостоять. Но было невозможно остановить людей. Каждая тыловая крыса назначила себя поджигателем во исполнение приказа фюрера [398]. На такое и смотреть–то омерзительно […].

Отчет семье, 3 ноября 1943 г.

BArch. N 265/157. Bl. 120f. Ms.

[…] Предателям–итальянцам я желаю всего наихудшего. Но нет ничего хорошего в том, что и эта страна теперь так разворовывается и опустошается. Одна из безрадостных глав этой войны повествует о том, какие невероятные ценности были бессмысленно разрушены. Часто кажется, что человечество уже не понимает, что делает. В [Первую] мировую войну ничего подобного не было. Тогда страдали города и деревни, лежавшие в зоне боевых действий. Но это были ограниченные территории. Сейчас же большая часть Европы состоит наполовину из груд развалин. Я постоянно злюсь из–за разрушений здесь, в России. Прежде командование не приказывало, что всё должно быть уничтожено. Мне подобное не по душе, раньше нас воспитывали иначе. […]

Отчет семье, 26 ноября 1943 г.

BArch. N 265/157. Bl. 129f. Ms.

Вот и пробил час сражения [399]. Прорыв русскому не удался. При невероятной концентрации своих сил он понес большие потери. Мы сами потеряли 5600 человек. При неудавшейся атаке потери атаковавшего должны исчисляться цифрами в 3–4 раза больше. То есть порядка 20 000 человек. Согласно показаниям пленных, мой 1с [отдел разведки] исходит из 40–50000. Но эту цифру я считаю завышенной. 250 танков были подбиты, многие из них фаустпатронами. Особенность этого сражения в том, что если бы атака русских удалась, Восточный фронт был бы прорван в самом центре. Противнику ничего бы не стоило дойти до Минска. У всей группы армий «Север» и южной части группы армий «Центр» почва ушла бы из–под ног, оставаться на месте они бы уже не смогли. Это предотвращено.

По этой причине успех особо отмечен и в сводках вермахта. Поэтому почти в тот же самый момент я получил и дубовые листья. Внезапность, с которой это произошло, была для меня доказательством, какую радость вызвал исход этой битвы на самом верху и какое успокоение он принес. Осознавая последствия, которые мог иметь успех русских, на этот ключевой участок противника на Восточном фронте взирали с некоторым беспокойством.

Я всегда смотрел вперед с известной верой в будущее. Хотя в ходе сражения случались кризисы более опасные, чем я ожидал. […]

Отчет семье, 5 декабря 1943 г.

BArch. N 265/157. Bl. 130–134f. Ms.

[…] Само собой, такое сражение [400]не протекает без кризисов. Часто решающее значение имеет третий или четвертый день битвы. Тогда обороняющийся может не выдержать тяжелых ударов, так как находится под таким сильным давлением, под непрерывным огнем, продолжающимся 72 часа, испытывая нервное перенапряжение из–за готовности день и ночь (сейчас 14 часов) отражать раз за разом накатывающиеся человеческие массы, несмотря на собственные потери, кажущуюся безнадежность, отсутствие чувства локтя на изрядно прореженных позициях. Можно себе представить: 100–120 человек стоят на участке километровой ширины, на них накатываются 800–1000–1200 человек, волна за волной, при поддержке танков. Все оружие обороняющихся забрызгано грязью из–за продолжающегося артиллерийского и минометного огня или упало в грязь, практически неработоспособно. Безоружные, если не считать лопат, прикладов да ручных гранат, они днями напролет стоят по колено в воде, снегу, грязи и — серые от перенапряжения — отражают атаки десятикратно превосходящего противника. Но бывает, что кто–то бежит с позиций. Внезапно исчезает батальон. Теряется целый участок обороны. Но если находится офицер, который собирает вместе десяток солдат и немедленно ведет в контратаку, решительно, вопреки двадцатикратному превосходству врага, то только что праздновавшие победу русские, в свою очередь, бегут. Если таких энергичных людей не находится (ведь именно они погибают в подобных ситуациях), тогда приходится выкатывать штурмовые орудия, доставать огнеметы и в длящихся часами или даже сутками боях латать подобные дыры с помощью кровопролитных штыковых атак. Потом полдня или целую ночь над участком нависает опасность, что русский подтянет из тыла новые силы, нажмет вместе с ними и прорвет жиденькую немецкую линию обороны. Достаточно часто мы переживали моменты, когда наша главная линия оборона была потеряна и не было никого, кто бы мог ее защитить. Такие ситуации стоят немалых нервов. Нужно полагаться на то, что и у противника не всё в порядке и что из многих тяжелых ситуаций в итоге находится выход. И так, слава Богу, часто и случалось. […] Четыре месяца подряд мы втянуты в беспрерывную череду сражений. Сколь немногие еще остались на передовой с августа? Кто такие гренадеры самых сражающихся дивизий? Главным образом обозники, писари, плохо обученные новобранцы, едва умеющие обращаться с оружием. Но у русских дела еще хуже. Как я уже упоминал, там пехота состоит из гражданских лиц с освобожденных территорий, на которых просто надели военную форму. […]