(II, 304).
К ней же обращены прощальные строки:
Всё кончено: меж нами связи нет.
В последний раз обняв твои колени,
Произносил я горестные пени.
Всё кончено, — я слышу твой ответ.
Обманывать себя не стану <���вновь>,
Тебя тоской преследовать не буду,
Про<���шедшее> быть может позабуду —
Не для меня сотворена любовь.
Ты молода: душа твоя прекрасна.
И многими любима будешь ты
(II, 309)
[8] Написано в январе — начале февраля (до 8) 1824 года (II, 1135).
.
В первые дни ноября, только что закончив главу первую «Онегина», поэт пишет вторую, пишет «с упоеньем», «что уж давно со мной не было», признаётся он в черновике письма к Вяземскому (XIII, 382).
И тут перед ним возникает облик Воронцовой. Он рисует её полуфигуру — в открытом платье, с локонами надо лбом и у ушей [9] Рисунок на полях строфы XVI главы второй «Евгения Онегина» на л. 29 об. той же тетради — № 834 (бывш. 2369), датируется 1—3 ноября 1823 года.
.
Позднее, вероятно уже после обновлённых впечатлений, когда она вернулась к общению с людьми, Пушкин набрасывает её новые изображения [10] Воронцову в рисунках Пушкина узнавал ещё П. В. Анненков. Лишённый возможности назвать её (она была ещё жива в то время), он писал: «…предания той эпохи упоминают ещё о третьей женщине, превосходившей всех других по власти, с которой управляла мыслию и существованием поэта. Пушкин нигде о ней не упоминает, как бы желая сохранить про одного себя тайну этой любви. Она обнаруживается у него только многочисленными профилями прекрасной женской головы спокойного, благородного, величавого типа, которые идут почти по всем его бумагам из одесского периода жизни» ( П. Анненков, Александр Сергеевич Пушкин в Александровскую эпоху. Спб., 1874, стр, 245).
. Вот голова её. Еле намечена улыбка. Рядом — профиль, неудавшийся, он зачёркнут. Ниже — поясной портрет — она в чепце, в шали, накинутой на плечи. Лицо строгое [11] Изображения эти находятся на полях строф XXIII — XXIV главы второй «Евгения Онегина», на л. 35 той же тетради — № 834. Строфы эти не поддаются более точной датировке, чем временем между 4 ноября и 8 декабря 1823 года.
.
Не её ли профиль, опять неудавшийся и тут же перечёркнутый, находится на листе, на котором Пушкин нарисовал четыре портрета одной и той же прекрасной женщины [12] Л. 36. об. той же тетради — № 834. Датируется так же.
?
Постоянно бывает Пушкин в доме у Воронцовых, среди её гостей (она и муж её принимают гостей каждый у себя), ежедневно обедает у них — «в столовой к обеду сходились вместе» [13] Ф. Ф. Вигель, Указ. соч., стр. 124.
.
Впечатления от Воронцовой по-прежнему отлагаются в рисунках Пушкина. Она угадывается в женской фигуре, изображённой со спины [14] Л. 37 той же тетради — № 834. Датируется так же. См.: Абрам Эфрос, Указ. соч.; стр. 280.
.
На одном из листов тетради мы видим целую россыпь её портретов [15] Л. 42 той же тетради — № 834. Текст и рисунки здесь датируются временем между 8 и 31 декабря 1823 года.
. Лицо, голова, профили, плечи с ожерельем на шее… Образ её преследует его. Он хочет удержать её черты в сознании, на бумаге. В иных профилях ему удаётся передать обаяние её женственности.
Здесь ритм работы нарушается. Заключительные строфы главы второй — это уже не единый поток, а разрозненные четверостишия [16] Весь лист. — в масштабе подлинника воспроизведён в Академическом издании Сочинений Пушкина т. VI, 1937, стр. 300/301.
. Искусство отступило перед мечтаниями, поэзия — перед графикой.
Тут же среди черновиков романа рождается стих:
Поэт преобразует его в двустишие:
Я узнаю сии приметы,
Сии предвестия любви
(VI, 300).
Иной предположит, что, быть может, оно имеет отношение к дальнейшему развитию «Онегина» [17] Двустишие это напечатано в Академическом издании среди черновиков «Евгения Онегина», под строфой X главы второй (VI, 300). Глава закончена 8 декабря 1823 года ночью (помета на л. 41 об. — VI, 299). Этот лист — 42 — заполнялся непосредственно вслед за л. 41 об.
. В ранней стадии романа автор думал, что Евгений влюбится в Татьяну с первой встречи. В черновых рукописях главы третьей есть такая строфа:
В постеле лёжа — наш Евгений
Глазами Байрона читал,
Но дань вечерних размышлений
В уме Татьяне посвящал —
Проснулся он денницы ране,
И мысль была всё о Татьяне.
Вот новое, подумал он —
Неужто я в неё влюблён?
Ей-богу это было б славно,
Себя уж то-то б одолжил.
Посмотрим — и тотчас решил
Соседей навещать исправно,
Как можно чаще, всякой день,
Ведь им досуг, а нам не лень
Читать дальше