Реза Аслан - Нет бога, кроме Бога. Истоки, эволюция и будущее ислама

Египет в начале XIX в., по словам Уильяма Уэлча, стал «основной спицей в имперском колесе» Британской империи. В отличие от Индии, где англичане осуществляли неоспоримый и нескрываемый контроль над каждым уровнем гражданского управления, Египту было разрешено поддерживать видимость независимости через наследственное правление малоспособных и неавторитетных наместников султана, или хедивов . Оставаясь вассалами Османской империи, они в то же время подчинялись Британской империи. Хедивы не могли принимать какие-либо политические или экономические решения в Египте без согласия своих колониальных господ. В обмен на кажущийся неисчерпаемым поток кредитов, предоставленный Лондоном, были изменены полномочия наместника султана. Теперь это был хедив, правление которого отличалось бесчинством в экономической сфере и полным равнодушием в политической.

Между тем Египет был наводнен иностранными рабочими, богатыми инвесторами и представителями английского среднего класса, которые стремились реализовывать свои притязания в стране с незначительными бюрократическими препятствиями и неограниченными возможностями для продвижения. Для обеспечения притока европейцев в Египет на окраине Каира были возведены целые города, которые располагались вдали от мест проживания коренного населения. Иностранцы быстро взяли в свои руки основной экспорт хлопка из Египта. Они построили порты, железные дороги и плотины, чтобы закрепить колониальный контроль над экономикой страны. С реализацией строительства Суэцкого канала – венца британских достижений – судьба Египта как самой ценной колонии Великобритании была окончательно решена.

Для того чтобы покрыть расходы на эти масштабные проекты, были увеличены налоги, хотя они уже были достаточно высокими для среднестатистического каирца, не говоря уже о стремительно растущем крестьянском классе, представители которого, феллахи , были вынуждены перебираться в города в связи с разрушением местных отраслей производства. Что еще хуже, хедивы, повинуясь оказываемому давлению, должны были идти на необоснованные уступки иностранным элитам, в том числе освобождение от всех налогов, за исключением тех, которые взимались с имущества, и полный иммунитет от судебного разбирательства в египетских судах.

Естественно, такое несправедливое положение дел в Египте привело к широко распространенным антиколониальным настроениям и спорадическим восстаниям, что было использовано британцами в качестве дополнительного предлога для ужесточения контроля над населением. Результатом стало то, что правительство попало в ошеломляющие долги перед европейскими кредиторами, а лишенное гражданских прав население было ввергнуто в отчаянный поиск общей идентичности, которая объединила бы их против колониальной угрозы. К середине века общество в Египте созрело для восприятия модернистских идей, которые ранее сформировались в Индии. Эти идеи будут принесены на египетскую землю Джамалуддином аль-Афгани (1838–1897), известным как «Пробудитель Востока».

Несмотря на свое имя, аль-Афгани на самом деле не был афганцем. Как отмечала блестящий переводчик его сочинений на английский язык Никки Кедди, аль-Афгани родился и вырос в Иране, где получил традиционное шиитское образование в области исламоведения. Почему он решил поочередно принимать образ то мусульманина-суннита из Афганистана, то турка из Стамбула – сказать трудно. В свете существования известного пуританского движения Шаха Валиуллаха, которое достигло всех уголков мусульманского мира, аль-Афгани, возможно, счел целесообразным скрывать свою шиитскую идентичность, чтобы более широко распространять свои реформистские идеи.

В возрасте семнадцати лет аль-Афгани покинул Иран и отправился в Индию, чтобы дополнить свое религиозное образование знаниями о так называемых западных науках. Шел 1856 г. Почти две трети субконтинента находилось под прямым контролем Британской империи. Экономическая политика Ост-Индской компании и различных ее представительств позволила Британии прибрать к рукам большую часть собственности, принадлежащей государству. Региональные правители были насильственно свергнуты, а крестьянство лишилось скудных доходов. По всей стране назревало восстание.

Поначалу аль-Афгани казался безразличным к важным событиям, происходившим вокруг него. Как отмечает его ранний биограф Салим аль-Анхури, он был слишком увлечен своими академическими исследованиями, чтобы заботиться о тяжелом положении индийского населения. Но в следующем году, когда народные недовольства переросли в открытый мятеж, аль-Афгани внезапно последовал призыву к действию. Молодой человек был потрясен не только насилием, с которым англичане насаждали свою власть, но и лицемерием, которое они проявляли, проповедуя столь возвышенные ценности Просвещения, но в то же время жестоко подавляя стремления Индии к освобождению и обретению национального суверенитета. То, что он увидел на субконтиненте, породило в его сердце ненависть к англичанам и искреннюю преданность делу освобождения мусульманского мира от ига европейского колониализма, который он считал самой серьезной угрозой исламу.