Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

К сожалению, Пушкин нигде не сформулировал своих взглядов на задачи мемуариста. Но фрагменты его дневников и записок с 1815-го по 1835 г. дают отчётливое понятие о том пути, которым шёл поэт в работе над собственными мемуарами. Везде и всюду в них сам мемуарист, его личная жизнь и интимные переживания отступают на задний план, стушёвываясь перед описаниями современных политических, общественных и литературных событий. Он сам так и говорил в 1827 г. своему приятелю, А. Н. Вульфу: — « Непременно должно описывать современные происшествия , чтобы могли на нас ссылаться . Теперь уже можно писать и царствование Николая и об 14 декабре». [3] См. ниже, стр. 290 [См. текст после ссылки на прим. [257] . — Прим. lenok555 ]. Курсив мой. С. Г. Ещё двумя годами прежде, Пушкин в частном письме резко осудил интимные мемуары, вводящие читателя за кулисы личной жизни автора. «Чорт с ними! Слава богу, что потеряны… — замечал он по поводу уничтожения записок Байрона. — Мы знаем Байрона довольно. Видели его на троне славы, видели в мучениях великой души, видели в гробе посреди воскресающей Греции. Охота тебе видеть его на судне…» И, в заключение этих явно декларативных рассуждений о сущности мемуарного творчества, Пушкин замечал; «Писать свои Mémoires заманчиво и приятно. Никого так не любишь, никого так не знаешь, как самого себя. Предмет неистощимый. Но трудно. Не лгать — можно; быть искренним — невозможность физическая. Перо иногда остановится, как с разбега перед пропастью — на том, что посторонний прочёл бы равнодушно». [4] Письмо к П. А. Вяземскому от 12/IX-1825 г.

Всё это было написано в то самое время, когда Пушкин усиленно и напряжённо работал над своими мемуарами. И, конечно, именно исходя из собственного опыта, он заключал о трудности и даже невозможности писать «о самом себе». Он и не шёл этим путём, ни тогда, ни раньше, ни позже, во всех своих попытках создания мемуаров, ставя себе задачей «описание современных происшествий», и при этом не беспристрастное, прагматическое описание, а описание «пером Курбского».

Пушкин был и активным пропагандистом мемуарного творчества. В библиотеке его разного рода мемуары занимают очень значительное место. [5] Б. Л. Модзалевский. Библиотека Пушкина. С.-Пб. 1908, стр. 428—429. Письма к друзьям, особенно с юга и из Михайловского, полны просьбами о высылке вновь появлявшихся памятников мемуарного творчества и репликами по поводу прочитанных. «Милый мой, если только возможно, отыщи, купи, выпроси, укради Записки Фуше, и давай сюда; за них отдал бы я всего Шекспира; ты не воображаешь, что такое Fouché! Он по мне очаровательнее Байрона. Эти записки должны быть во сто раз поучительнее, занимательнее, ярче записок Наполеона [6] Письмо к Л. С. Пушкину от II-1825 г. …»

Он читал мемуары Дидро и Данжо, капитана Брюса и доктора Куна, с большими трудностями раздобывал копии записок Екатерины II и Дашковой, копии дневника Храповицкого и записок И. И. Дмитриева. Он накапливал большой мемуарный материал для своей «Истории Пугачёва», а для «Современника» писал статьи о записках бригадира Моро-де-Брозе, о сборнике «Старина и Новизна», об издании переписки Вольтера с де Броссом, о записках Джона Теннера, об издании записок «кавалерист-девицы» Дуровой и т. д.

Пушкина интересовал и исторический анекдот, как самостоятельная форма мемуарного творчества. Он сам записывал и печатал ещё в «Литературной газете» исторические анекдоты. В этом же плане и записи рассказов Н. К. Загряжской, и его «Table-talk» (1834—1836), заключавшие в себе, наряду с историческими анекдотами, и автобиографические, личные воспоминания.

Друзей своих и знакомых Пушкин постоянно склонял к писанию мемуаров. Ещё в 1830 г. он настойчиво уговаривал своего друга П. В. Нащокина приняться за мемуары и даже сам помогал ему, начав под диктовку Нащокина записывать его воспоминания. Он не оставлял Нащокина в покое, и через шесть лет требовал присылки всего написанного. То же самое повторилось в 1836 г. с актёром М. С. Щепкиным, которого Пушкин всячески побуждал к писанию мемуаров, собственноручно записав в тетрадь начальные их строки. Ещё за несколько лет до того, с тою же просьбой писать мемуары, Пушкин обращался к А. П. Ермолову, предлагая себя в качестве их издателя. В 1836 г. он сносился с С. Н. Глинкой по поводу его Записок и тогда же был занят изданием Записок Н. А. Дуровой.

С таким же вниманием и интересом относился Пушкин и к памятникам эпистолярного творчества, хорошо сознавая огромное историко-литературное значение собственной переписки. В 1833 г. Плетнёв даже жаловался Жуковскому на то, что Пушкин «ничего не делает, как только утром перебирает в гадком сундуке своём старые письма к себе». [7] Сочинения П. А. Плетнёва, т. III. С.-Пб. 1885, стр. 524. Эти занятия Пушкина были отнюдь не случайными. Кажется, с уверенностью можно сказать, что ему же принадлежала первая идея издания своей переписки. [8] Несколько писем Пушкина было опубликовано при его жизни, как, напр., письмо его к Дельвигу от середины 1824 г., с описанием путешествия по Крыму, напечатанное Пушкиным в «Северных Цветах» на 1826 г. и затем в качестве комментария к «Бахчисарайскому фонтану», в изданиях 1830 и 1835 гг. По крайней мере, когда умер Дельвиг, Пушкин 13/VII-1831 г. писал их общему лицейскому товарищу, М. Л. Яковлеву: «На днях пересмотрел я у себя письма Дельвига; может быть со временем это напечатаем. Нет ли у ней (вдовы Дельвига) моих к нему писем. Мы бы их соединили».