Коллектив авторов Биографии и мемуары - Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников

Мне жаль, что в этой элегии дело о любви одной. Зачем не упомянуть о других неудачах сердца? Тут было где поразгуляться.

(О. А., II, 257)

Кишинёвский Пушкин ударил в рожу одного боярина и дрался на пистолетах с одним полковником, но без кровопролития. В последнем случае вёл он себя, сказывают, хорошо. Написал кучу прелестей. Денег у него ни гроша. Кто в Петербурге заботился о печатании его «Людмилы»? Вся ли она распродана, и нельзя ли подумать о втором издании? Он, сказывают, пропадает от тоски, скуки и нищеты.

(О. А., II, 275)

Я написал кое-что о «Кавказском Пленнике»: скоро пришлю. Мне жаль, что Пушкин окровавил последние стихи своей повести. Что за герой Котляревский, Ермолов? Что тут хорошего, что он,

От такой славы кровь стынет в жилах, и волосы дыбом становятся. Если мы просвещали бы племена, то было бы что воспеть. Поэзия не союзница палачей; политике они могут быть нужнее, и тогда суду истории решить, можно ли её оправдывать или нет; но гимны поэта не должны быть никогда славословием резни. Мне досадно на Пушкина: такой восторг — настоящий анахронизм. Досадно и то, что, разумеется, мне даже о том и намекнуть нельзя будет в моей статье. Человеколюбие и нравственное чувство моё покажется движением мятежническим. [409]

(О. А., II, 287)

Пушкин прислал мне одну свою прекрасную шалость:

(А. Т., стр. 16)

На-днях получил я письмо от Беса-Арабского Пушкина. Он скучает своим безнадёжным положением, но, по словам приезжего, пишет новую поэму «Гарем» о Потоцкой, похищенной которым-то ханом, событие историческое. [411]А что ещё лучше сказывают, что он остепенился и становится рассудителен.

(О. А., II, 327)

В «Прощании» Пушкина много чувства и предаяния… В его «Разбойниках» чего-то недостаёт; кажется, что недостаёт обычной очаровательности стихов его. Более всего понравилось мне: бред больного брата и сцепление увещаний в отношении старика с состраданием оставшегося брата к старикам. Я благодарил его и за то, что он не отнимает у нас, бедных заключённых, надежду плавать и с кандалами на ногах…

Говорили ли вы Воронцову о Пушкине? Непременно надобно бы ему взять его к себе. Похлопочите, добрые люди! Тем более, что Пушкин точно хочет остепениться, а скука и досада плохие советники.

(РС. 1888, № 11, стр. 323)

… здоровое сложение, крепость не поддаётся нравственной немочи. Смотрите на Пушкина! И его грызёт червь, но всё-таки жизнь выбрасывает из него отпрыски цветущие. В других этого не вижу: ими овладел маразм, и сетования их замирают.

(РС. 1904, № 1, стр. 117—118)

Я слышу, что между книгопродавцами возникает брань за Бакчисарийский фонтан, что у тебя в «Инвалиде» есть уже статья о претензиях Ширяева с компаниею на славу покупки манускрипта. Статьи твоей я ещё не читал, но вот на всякий случай моё объяснение: я имел дело с одним Пономаревым. Семён, типографщик, имел дело с одним Пономаревым, и вот письменные тому доказательства. Воспользуйся ими, если в самом деле загорится какая-нибудь тяжба: ты можешь в статье от себя сказать, что по случаю возникающих споров от статьи, напечатанной у тебя о покупке манускрипта Пушкина, ты отнёсся ко мне, как издателю Фонтана, чтобы узнать истину, и что я прислал к тебе для объяснения всех недоумений росписку мою в получении денег от Пономарева и росписку от типографии Семёна в выдаче всех экземпляров тому же Пономареву. Ни в том, ни в другом документе нет ни малейшего указания на других книгопродавцев, употребивших Пономарева будто бы комиссионером. [412]

(РС. 1888, 11, стр. 331)

Каково продал я «Фонтан»! За три тысячи рублей 1.200 экземпляров на год, и все издержки печатания мне заплачены. Это по-европейски и стоит быть известным. За сочинения Батюшкова было заплачено 2.000 рублей, когда вообще деньги были дешевле.

(О. А., V, в. I, стр. 29)

Эх, он шалун! Мне страх на него досадно, да и не на него одного. Мне кажется, по тому, что пишут мне из Петербурга, что это дело криво там представлено. Грешно тем, которые не уважают дарования даже и в безумном! Дарование всё священно, хотя оно и в мутном сосуде! Сообщи и это Пушкину: тут есть ему и мадригал и эпиграмма.