Борис Модзалевский - Пушкин и его современники

Выходка Сенковского, сильно раздражившая Пушкина, едва не повлекла за собою ещё больших неприятностей, а могла кончиться и трагически. С. С. Хлюстин, приятель Александра Сергеевича, завёл однажды при нём разговор о «Вастоле» и начал приводить замечания Сенковского, нисколько не разделяя его мнения и не желая оскорбить Пушкина. Одно уже имя Сенковского привело Пушкина в бешенство, и он ответил Хлюстину дерзостью, за что и был вызван на дуэль, которая, однако, не состоялась [1044].

Благодаря заявлению Пушкина повод к разного рода толкам и сплетням был устранён, но имя переводчика ещё долгое время оставалось неизвестным. Так, Я. К. Грот в письме к П. А. Плетнёву из Гельсингфорса от 6 октября 1845 г., спрашивал своего корреспондента об имени переводчика «Вастолы», на что Плетнёв отвечал ему так: «„Вастолу“ Виланда перевёл какой-то бывший некогда учитель Пушкина (не могу вспомнить теперь его фамилию); он состоял в первые годы членом „Общества соревнователей Просвещения и Благотворения“, после служил в военном министерстве чиновником и по общей слабости чиновников из класса учёных, попивал. Ему-то Пушкин и позволил назвать себя издателем его перевода» [1045].

Но частная переписка двух лиц, конечно, не могла быть известна публике, почему и позже, в 1846 г., известный библиограф Иван Павлович Быстров, поместивший в «Отечественных записках» [1046]«Заметки для будущего издателя Пушкина», опять высказал предположение, что перевод «Вастолы» мог принадлежать Пушкину. П. В. Анненков [1047], не считая Пушкина переводчиком этой поэмы, полагал, что некоторые места её были исправлены им, с чем, однако, трудно согласиться: «ex ungue leonem»…

В 1888 г. «Земляк из-под Глухова» напечатал в «Киевской старине» [1048]заметку, в которой положительно утверждал, что переводчиком «Вастолы» был Ефим Петрович Люценко , основывая это сведение на каком-то печатном некрологе, которого, однако, нам не удалось найти ни в одной из газет или журналов того времени.

Это же сведение целиком можно найти и в рукописных материалах митрополита Евгения Болховитинова, хранящихся в Императорской публичной библиотеке. Здесь находится заметка о жизни и сочинениях Е. П. Люценко, по-видимому автобиографическая, писанная около 1810 г., в которой, среди сочинений ненапечатанных, указан, между прочим, перевод: «Перфонтий и Вастола, шуточная повесть вольными стихами с немецкого, из стихотворений Виланда, 1807 года». Погодин, издавший в 1845 г. «Словарь русских светских писателей» дословно по рукописи митрополита Евгения, оконченной ещё в 1812 г. [1049], не вносил в неё никаких позднейших дополнений, почему в список трудов Люценко не вошла и «Вастола», изданная лишь в 1835 г.

«Вастола», содержание которой заимствовано из «Пентамерона», или «Cunto delli Cunti di Gian Alesio Abbatutis», — сборника неаполитанских народных и детских сказок, но не прямо, а через посредство сокращённого перевода с итальянского, напечатанного в «Bibliothèque Universelle des Romans» 1777 г. (июнь и сентябрь) [1050], — относится к тому периоду литературной деятельности Виланда, когда он, испробовав свои силы в драме и сатире, обратился к сказочному эпосу, взяв за образец французские fabliaux XI—XV вв., обработку которых он завершил «Обероном» [1051], представлявшим собою переходную ступень к новому немецкому романтизму.

Содержание «Вастолы», или, как она называется у Виланда, «Pervonte, oder die Wünsche», состоит в следующем.

В Италии, в Салерно, «в глубокой древности, во дни златаго века», жил король, у которого была красавица дочь, по имени Вастола. Много женихов съезжалось в Салерно со всех концов мира просить руки царевны, но тщетно: она отказывала всем. Около того же города жила одна бедная старуха-мещанка; у неё был сын Перфонтий, парень уродливой наружности, дурак и лентяй. Однажды старуха послала сына в лес за хворостом. Перфонтий, наломав связку, уже собирался идти домой, как увидел трёх красивых девушек, спящих на лужайке под палящими лучами солнца. Перфонтий, чтобы защитить их от жара, осторожно начал делать над ними шатёр из веток, но своим грубым смехом разбудил незнакомок, которые стали благодарить его за заботливость о них и заявили, что они волшебницы. Обещав Перфонтию в награду за его услугу исполнять все его желания, красавицы исчезли. Перфонтий, собрался уходить и, без намерения проверить слова волшебниц, выразил желание, чтобы приготовленная вязанка сама доставила бы его в хижину матери.