Борис Модзалевский - Пушкин и его современники

Вторник. <20 мая>. Во второй раз Урок мужьям и балет Калиф Багдадской , — который, как и все почти балеты Дидло, хорош.

Среда. <21 мая>. Эсфирь , трагедия Расина, переведённая с французского П. А. Катениным.

Многим не нравится перевод сей пьесы; у всякого свой вкус, — по моему мнению, дай бог таких побольше! Г-жа Колосова играет роль Эсфири лучше, нежели все другие [43] Припомним эпиграмму Пушкина на Колосову-Каратыгину: «Всё пленяет нас в Эсфири…» ; вообще трагедия идёт недурно. Комедия Ссора, или Два соседа Кн. А. А. Ш<���аховского> давно уже забавляет публику, и все знают её достоинства.

Четверг. <22 мая>. Ромео и Юлия. Опера.

Г-жа Семёнова играла роль Юлии хорошо, но пела хуже, нежели когда-нибудь. Г. Климовский играл, как безграмотный, — и, если можно так сказать про императорского актёра, — был, кажется, навеселе.

Пятница. <23 мая>. Почтовой дом , довольно смешная, но не имеющая истинного достоинства комедия в 1-м действии, и Рауль и Креки новый большой балет, соч. Г. Дидло.

Если бы не грешно было разбирать строго балеты, то, конечно, в нём нашлось бы много недостатков и даже нелепостей; нельзя, однако ж, не согласиться, что в балете сём есть вещи истинно прекрасные, особенно 2-е действие нравится красотою разнообразных групп и танцев.

Вторник. <27 мая>. Грубый любовник. Комедия в 3 действиях Монвеля, перевод с французского.

Г-н Брянский, занимающий главную роль, т. е. грубого любовника, читал хорошо, но не умел своею грубостью смешить зрителей, что составляет главное достоинство сей роли. Г. Рамазанов сказал свой рассказ о пощёчине недурно — прочие… бог с ними.

Балет Зефир и Флора мало кому нравится, однако ж от этого нельзя отнять у него достоинства: группы прелестны.

Среда. <28 мая>. Лодоиска. Опера в 3 действиях.

Опера сия никогда не надоедала так зрителю, как сегодня, — она была играна и пета очень незавидно. Козак Стихотворец , водевиль кн. Шаховского, слишком известен каждому, — говорить о нём я считаю лишним.

Далее из сообщений Д. Н. Баркова сохранилась его наивная заметка: «Опыт сравнения Расина с Вольтером», любопытная, однако, обращением к членам общества «Зелёной лампы» с просьбою о критике этого немудрёного «опыта».

ОПЫТ СРАВНЕНИЯ РАСИНА С ВОЛЬТЕРОМ

Не имев ни довольно познаний, ни доверенности в учёном свете, я никогда не позволил бы себе писать о таком важном предмете, если б не писал для братского общества. Много буду благодарен любезным членам общества 3<���елёной> Л<���ампы>, если они возьмут на себя труд показать мне мои ошибки и пополнить то, чего, по их мнению, недостаёт. С сей только надеждой я приступаю к делу.

Вольтер и Расин в одни почти лета вступили на трудное поприще театра и доказали, что ни о чём не должно судить по началу. Первый опыт Вольтера был несравненно блистательнее, нежели Расина. Вольтеров Эдип , несмотря на сухость первого действия и нелепость эпизодного лица Филоктета, без сомнения превосходит Расинову Фиваиду даже в отношении к слогу; но со всем этим Вольтер обязан успехом своей трагедии не столько собственным дарованиям, как веку и обстоятельствам. Расин начал писать тогда, как язык не был ещё совершенно обработан; он не имел других образцов, кроме нескольких трагедий Корнеля, в коих есть, без сомнения, красоты неподражаемые, но кои в рассуждении целого очень далеки от совершенства трагедий Расиновых. Вольтер же, напротив, имел учителями и Корнеля, и Расина, писал языком, обогащённым образцовыми, изящными произведениями. Оба они подражали грекам, с той, однако, разницей, что Расин менее пользовался Еврепидом, нежели Вольтер Софоклом, и в доказательство сего он тотчас упал, как скоро оставил своего учителя; последовавшая за Эдипом Артемора писана слабым прозаическим слогом и по справедливости освистана. Напротив, Александр Расинов доказывал уже если не хорошего трагика, то по крайней мере поэта; не будучи совершенной трагедией, Александр может по справедливости назваться хорошей стихотворной пьесой. Неоспоримо, что Расин заблуждался, подражая Корнелю, тогда как должен был следовать собственному гению, — но он скоро увидел свою ошибку, и Андромаха служит тому доказательством. Вольтер, переименовав Артемору в Мариамну , исправил в ней слог, отдал на театр и опять был освистан. Итак, Расин на 28 году был уже хорошим трагиком, а Вольтер в 30 лет ещё колебался на сцене. Опечаленный неуспехом, он поехал с горя в Англию, что ему послужило в пользу: он познакомился с английскою словесностью и научился заменять гением их стихотворцев недостаток собственного дарования; но, не имея хорошего вкуса и точного о вещах понятия, он не умел и сим воспользоваться и занял их погрешности: он научился делать романические сцены и положения, несогласные с рассудком.