Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Но одновременно появились и некоторые новые мифы, ро­жденные из желания резче осудить сталинское руководство за союз с Гитлером и т.п. К их числу следует отнести появление ряда книг В.А. Суворова (Резуна), в которых утверждалось (без каких-либо серьезных доказательств), что советское руковод­ство готовило превентивное нападение на Германию и даже называлась дата (6 июля 1941 г.) упреждающего советского на­ступления.

Достижением российской историографии стали заверше­ние и выход в свет совместного труда (в двух книгах) россий­ских и финских историков о зимней войне 1939—1940 гг. 13Впервые с тех далеких времен российские историки смогли на основе консенсуса с историками Финляндии раскрыть многие спорные проблемы этой войны и ответственность сталинского руководства за советско-финский конфликт. Вместе с научным исследованием была опубликована и стенограмма совещания в Кремле в апреле 1940 г. по итогам зимней войны с выступлени­ем Сталина и последующей дискуссии.

Институт славяноведения подготовил коллективный труд "Восточная Европа между Гитлером и Сталиным" 14, в котором впервые в отечественной историографии были подвергнуты основательному анализу события в Польше, в Центральной Ев­ропе и на Балканах в 1939— 1941 гг. и проанализирована линия Советского Союза; освещен также визит Молотова в Берлин в 1940 г.

Вышли десятки книг и статей российских авторов по раз­личным вопросам кануна и истории Второй мировой войны. Во многих из них продолжена направленность тех трудов, в кото­рых раскрывались цели и последствия политики Сталина в рас­сматриваемый период, в том числе и на международной арене. Необходимо отметить, что ряд этих изданий носил публицисти­ческий характер и не содержал тщательного анализа различ­ных архивных данных, характеризующих политику СССР и других государств.

Ценность упомянутых публикаций состояла в том, что они вводили в научный оборот значительное число документов о политике Румынии, Болгарии, Венгрии, Югославии и других стран. В то же время на них лежала печать двойственности, свойственной отечественной историографии 90-х годов. Пред­ставляя различный спектр российской общественной и науч­ной мысли, авторы часто противоречили друг другу, склоняясь при освещении советской политики то к более осуждающим, то к более оправдательным оценкам. На историю переносились современные идейные столкновения, отражавшие в целом от­ношение ко всему советскому периоду и к сталинизму, особен­но это сказывалось на оценке проблем советской внешней политики. Соответственно вновь усилился интерес к Мюнхен­скому соглашению 1938 г. В ряде работ советско-германский пакт 1939 г. называли "новым Мюнхеном", а события 1939 г. в Польше трактовались как новый ее раздел между Россией и Германией.

В западной историографии в 90-е годы почти не появилось серьезных новых трудов по рассматриваемому периоду. Их оценки имелись лишь в книгах, посвященных Советскому Союзу 30 — 40-х годов и т.п.

Одновременно активизировались историки Польши и стран Балтии. В этих государствах было издано множество публикаций документов и исследований, в которых СССР подвергался рез­кой критике за "оккупацию" части Польши и Прибалтики, за массовые репрессии против местного населения. Ряд историков этих стран включились в кампанию на государственном и обще­ственном уровнях, целью которой было добиться от нынешней России извинений и покаяния за события 1939— 1941 гг. Они по­литизировали историю, игнорировали вопрос о сущности тех режимов, которые существовали в странах Балтии до 1940 г., пренебрегали всесторонним анализом предвоенной ситуации, ограничиваясь осуждением Советского Союза.

В 2007 г. в Стокгольме опубликована книга эстонского исто­рика Магнуса Ильмярва "Тихое подчинение", в которой впер­вые в историографии стран Балтии на основе большого масси­ва архивных и прочих документов рассматриваются внутрен­ние аспекты политики этих стран в конце 30-х годов, сделан ак­цент на авторитарном характере режимов Пятса, Сметоны и Ульманиса, которые, по мнению автора, во многом ответствен­ны за судьбу Прибалтики в 1939— 1940 гг. 15

В напряженную атмосферу дискуссий, проходивших вокруг событий 1939— 1941 гг., "добавляли жару" и книги упомянутого Суворова 16. Эти события стали неким новым дополнительным поводом для возобновления споров о советской системе в целом, о роли Сталина и по многим другим вопросам, связанным с исто­рией страны в XX столетии. Особого накала достигали дискус­сии, когда речь заходила об освещении Второй мировой и Вели­кой Отечественной войн, а также предшествовавшего периода в учебниках по истории, прежде всего для средней школы.