Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Как мы отмечали, схожие по существу вопросы были в тот же день поставлены премьером Франции Даладье в беседе с со­ветским послом в Париже. При этом следует подчеркнуть раз­личия в их тональности. Даладье был более резок и очень часто его вопросы напоминали характер ультиматума 93.

з*

После обсуждения в Москве было принято решение дать общий ответ, но с некоторой модификацией в тональности. Га­лифаксу Молотов сообщил следующее. По первому вопросу: Англия может начать переговоры о торговле, так как СССР ос­тается и предполагает далее оставаться нейтральным в отноше­нии войны в Западной Европе, если, конечно, сама Англия сво­им поведением не толкнет СССР на путь вмешательства в эту войну; по второму вопросу: нынешняя демаркационная линия не представляет государственной границы между Германией и

67

СССР. Судьба будущего Польши зависит от многих факторов, учесть которые в настоящее время пока нет возможности; по третьему вопросу: советско-германские отношения опре­деляются пактом о ненападении и двумя опубликованными коммюнике 94.

В том же духе был дан ответ Даладье и передан через посла Я.З. Сурица. При этом Молотов просил при встрече с Даладье заявить, что в Москве оскорблены тоном его вопросов, кото­рые напоминают допрос, недопустимый обычно в отношении с равноправными государствами. Что касается существа вопро­сов Даладье, то он может руководствоваться содержанием от­ветов на вопросы Галифакса 95.

По донесениям Майского, Галифакс был не вполне удовле­творен ответами, а по вопросу о будущем Польши он дополни­тельно спросил советского посла, предполагает ли Москва совместно с немцами создать буферное польское государство. Английский министр поинтересовался также советской пози­цией в отношении Румынии и Прибалтики. Майский сослался на советскую ноту от 17 сентября о нейтралитете, которая была вручена и Румынии, и Балтийским государствам.

В последующем Майский записал в дневнике об этой встре­че с Галифаксом. "Все-таки, — говорил британский премьер- министр, — я никак не могу примирить события последних не­дель с теми принципами внешней политики, которые были про­возглашены г-ном Сталиным на последнем съезде Вашей партии" 96.

В общем плане реакция французского премьера была столь же осторожной, что видно из нескольких его телеграмм, по­сланных французскому послу в Рим. Главная идея Даладье состояла в необходимости быть предельно осторожным, не ста­вить вопросы официально и не брать на себя обязательств.

К концу сентября ажиотаж вокруг польских дел стал спа­дать, и в качестве некоего итога дискуссий можно привести два аналитических материала — советского посла во Франции и французского посла в Москве.

Л.С. Суриц сообщал из Парижа в конце сентября, что о вос­становлении прежней Польши никто серьезно уже не думает. На Кэ д'Орсэ распространяется старая записка французского дипломата Бертелло, писавшего в конце 20-х годов, какую опас­ность для мира представляет присоединение к Польше украин­ских и белорусских областей. Зона, отошедшая к СССР, всеми знатоками в МИД Франции признается непольской территори­ей (за исключением Ломнии). Если смотреть с экономической точки зрения, говорил один французский эксперт, СССР ни в каком разделе Польши не участвовал. Иным было отношение к областям, которыми овладела Германия. За исключением Силе- зии и части Познани, их считают чисто польскими. Против со­хранения этих областей за Германией (хотя бы и в форме бо­гемского протектората) все высказываются единодушно. По- разному интерпретируется и характер соглашения о Польше: одни считают, что демаркационная линия — не граница между Германией и СССР и она не предрешает вопроса о буферной Польше. Другие имеют противоположное мнение. Проблема восстановления Польши все больше воспринимается в плане создания этнической Польши на территории, занятой сейчас немцами. Здесь для французов скрещиваются как основные, так и частные цели войны (борьба с "германской гегемонией" и восстановление Польши) 97.

Серьезная аналитическая записка была подготовлена и французским послом в Москве Ж. Пайаром, направленная в Париж. Он пишет, что политика Кремля после подписания со­ветско-германского пакта менялась столь стремительно, что за ней едва ли возможно быстро проследить. По мнению фран­цузского дипломата, советская политика развивалась от нейт­ралитета к превентивным действиям и далее к националистиче­скому и революционному наступлению. Понадобилось всего несколько недель, чтобы эти этапы были пройдены, и СССР сбросил маску даже в отношении Рейха, не боясь провозгла­сить свои имперские претензии. Когда было объявлено о гер­манско-советском пакте, казалось, что решение Кремля проди­ктовано страхом. В дальнейшем Сталин быстро эволюциониро­вал от идеи Польши как "тампона между Германией и Россией (по типу 1772 г.) и быстро перешел к опыту 1792 г., когда в ре­зультате раздела Польши она исчезла с европейской карты, хо­тя и Гитлер в одном из первых заявлений намекал на возмож­ность мирных переговоров с ее властями. Он согласился эваку­ировать население с территорий, уже занятых его войсками, и отдал миллионы европейцев Красной Армии, пустив Сталина вплоть до Варшавы.