Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Госсекретарь информировал кабинет, что он получил по­слание польского посла, в котором правительство Польши про­сит Англию направить протест Советскому Союзу по поводу его действий в Польше. Однако общее настроение военного ка­бинета не соответствовало такой позиции, и было решено, что заявление премьер-министра может рассматриваться как осу­ждение действий советского правительства 80. По сообщению госсекретаря, французское правительство озабочено тем, что­бы был послан формальный протест Москве от имени обоих правительств.

В итоге заседания военный британский кабинет принял ре­золюцию, которая чрезвычайно интересна для понимания общей позиции Великобритании. В первом пункте кабинет официально определил, что в соответствии с англо-польским соглашением "Великобритания не связана обязательством вступить в войну в результате советской агрессии против Поль­ши; такое обязательство касается лишь исключительно агрес­сии со стороны Германии. Во втором пункте заявлялось об осу­ждении действий Советского Союза и в то же время указыва­лось, что официальный текст, направляемый в Москву, не дол­жен содержать об этом никаких заявлений. Если французское правительство будет настаивать на формальном протесте, гос­секретарь по иностранным делам должен войти в контакт с французскими властями со следующими разъяснениями:

правительство Великобритании принимает к сведению советскую ноту, но оставляет за собой право для дальнейших действий в связи с нарушением правительством СССР преж­них договоров;

правительство принимает к сведению заявление совет­ского правительства о том, что оно будет следовать политике нейтралитета по отношению к правительствам, с которыми оно имеет дипломатические отношения 81.

Для подтверждения своей позиции к решению военного ко­митета была приложена копия того самого секретного протокола англо-польского соглашения о гарантиях, на который ссыла­лось британское правительство в постановлении 82. В прило­женных к постановлению мнениях имелась записка британско­го дипломата Сарджента, в которой он советует не соглашаться с французской нотой и не отвечать на русское заявление. Доста­точно ограничиться, по его мнению, уже сделанным сообщени­ем для прессы и лучше вообще игнорировать заявление Молотова 83.

В выступлении ответственного сотрудника британского Foreign Office Кадлана критиковался французский проект. По мнению британского дипломата, следует учитывать ситуа­цию на Балканах и позицию Турции. Кадлан ссылался на доне­сение из Москвы о беседе французского поверенного в делах с Молотовым, в ходе которой выяснял, преследуют ли советские действия цель "освобождения национальностей" или, может быть, их задачей является ограничение германского наступле­ния и т.д. Французы считают, что именно английский вариант ответа опасен и что лучше всего сблизить оба варианта.

Через несколько дней со своими соображениями выступил английский военный атташе в Москве. Он анализировал ситуа­цию уже после установления советско-германской демаркаци­онной линии. Сообщив, что новая линия границы проходит в 150 милях от прежней советской границы, он не считает, что она улучшает оборонительные возможности СССР, так как разрушаются его старые укрепления. Советские города стано­вятся теперь более уязвимыми для немецких воздушных бом­бардировок. Из этого британский военный атташе делает вывод, что советская акция носит не оборонительный, а "агрес­сивный" характер и что Красная Армия теперь в состоянии уг­рожать германским интересам. Немецкие города, включая Бер­лин, отныне оказываются в сфере ее бомбовых ударов. "Совет­ские войска — резюмирует он, — в их нынешней позиции представляют серьезную угрозу для Германии 84. Они могут оказывают давление на Германию, имея прямые контакты с Ру­мынией, Венгрией и Словакией 85.

25 сентября английский посол в Москве Сидс уведомил Foreign Office, что 19 сентября французский посол в Москве Пайар получил инструкции из Парижа запросить объяснения от советского правительства о "природе оккупации польской территории" и насколько она соответствует политике нейтра­литета. Пайар имел инструкции получить вербальные ответы, но одновременно ограничиться простым запросом "объясне­ния" в более общей форме.

Пайар предложил Парижу не ставить вопрос о "разрыве", а запросить разъяснения. По его сведениям, во время беседы с Потемкиным последний спросил, исходит ли запрос от фран­цузского правительства или лично от посла. Пайар заявил, что вопросы поднимает он сам, но как официальный представитель для ответа французскому правительству 86. Потемкин не дал оп­ределенного ответа, но сообщил в общей форме, что россий­ская политика определяется ее собственными интересами. Со своей стороны Сидс сообщил, что считает подобные акции бесполезными и рискованными и что позиция британского правительства ему кажется более адаптированной в этой дели­катной и опасной ситуации 87.