Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Немецкие газеты после визита писали об "огромном успе­хе" для обеих сторон. Советская пресса в целом также отмеча­ла "позитивные результаты поездки Молотова". 15 ноября в специальном циркуляре Вайцзекера сообщалось, что обмен мнениями проходил "в атмосфере взаимного доверия и привел к согласию обеих сторон по всем важным вопросам, интересу­ющим Германию и Советский Союз". Опровергались все слухи о напряженности в германо-русских отношениях 111.

На самом деле итоги поездки Молотова были весьма тре­вожным сигналом для Москвы. После его визита стало ясно, что ничего реального СССР от сотрудничества с Германией уже не получит. А в условиях, когда в Москву поступало все больше информации о переброске немецких войск на Восток и о слухах о подготовке Германии к войне с СССР, у Сталина оста­валась только одна цель и возможность — максимально отодви­гать столкновение, ослаблять постоянное напряжение, усили­вая темпы перевооружения Красной Армии. Одновременно в дипломатическом плане можно было бы попытаться (хотя и без больших шансов на успех) активизировать действия на Балка­нах, создавая преграду германскому проникновению. Согласно словам Я.Е. Чаадаева, управляющего делами Совнаркома, когда Молотов докладывал на Политбюро об итогах визита в Берлин, Сталин был убежден, что Гитлер нацелен на войну. Российский историк Г.А. Куманев, ссылаясь на записи Чаадаева, приводит слова Молотова, сказанные на этом заседании Политбюро: "Покидая фашистскую Германию, все мы, члены советской делегации, были убеждены: затеянная по инициативе фашист­ской стороны встреча являлась лишь показной демонстрацией. Главные события лежат впереди... Общей для всех членов деле­гации являлась также уверенность в том, что неизбежность аг­рессии Германии неимоверно возросла, причем в недалеком будущем. Соответствующие выводы должны сделать из этого и наши вооруженные силы". А Сталин, по словам Чаадаева, кон­статировал: "Теперь Гитлер поставил перед собой цель распра­виться с Англией... Но это не главное для Гитлера, а главное — нападение на Советский Союз. Мы все время должны помнить об этом и усиленно готовиться для отражения фашистской аг­рессии" 112.

Что касается Германии, то, по сведениям из Берлина, Гит­лер был настолько взбешен после первой встречи с Молото­вым, что отказался присутствовать на вечернем приеме 12 ноя­бря, даваемом Риббентропом в честь Молотова, и на ужине в советском посольстве вечером 13 ноября, ограничившись лишь заранее запланированным завтраком днем 13 ноября 113. Риб­бентроп писал в своих мемуарах, что в конце ноября — начале декабря он еще пытался убедить Гитлера не отвергать идею со­юза с русскими и согласиться с некоторыми требованиями Сталина, но остановить его было уже невозможно 114.

В мире на визит Молотова прореагировали противоречиво и в основном тревожно. Свидетельства дипломатов в Балкан­ских странах показывают их крайнюю озабоченность герман­ской активностью. Здесь мало надеялись, что Москва или Лон­дон смогут что-либо противопоставить Берлину. Значительный интерес представляет, конечно, позиция официального Лондо­на. 10 ноября Ст. Криппс в телеграмме в Лондон назвал пред­стоящий визит Молотова сюрпризом 115. В последующие дни члены британского кабинета пытались прояснить смысл визи­та, сопоставляя свои соображения с донесениями британских послов из Турции, Югославии и других стран. В анализе британ­ских политиков все же преобладали домыслы и предположения, часто мало соответствующие реальному положению дел.

В наиболее развернутой форме соображения по поводу ви­зита были изложены в пространной записке Ст. Криппса из Москвы 11 ноября, т.е. в самый канун визита. Прежде всего и

Криппс и другие представители британского истеблишмента считали, что эту поездку можно расценить как германский ус­пех. Криппс точно подметил советские намерения, назвав в своей телеграмме финский вопрос, сферы интересов на Балка­нах и проблему контроля над Проливами. Англичане мало вери­ли в какие-то широкие новые соглашения в Берлине. Главную опасность они видели для Турции и в меньшей степени для Ирана 116. В последующие дни вопрос о Турции и о необходимо­сти усиления ее позиции и сопротивлении нажиму и со сторо­ны Берлина и со стороны Москвы был едва ли не основным в комментариях британских руководящих кругов.

14 ноября британский МИД просил своих послов во многих странах узнать у советских дипломатов и из других источников какие-либо сведения о визите Молотова в Берлин и немедлен­но сообщить о них в Лондон и затем Криппсу в Москву. В одной из телеграмм, в частности от британского посла в Турции, вы­сказывалось предположение, что Молотов хочет обсудить в Берлине те предложения, которые британское правительство делало Москве незадолго до этого 117. Собственно для Англии в любом случае мало что могло измениться от переговоров в Бер­лине. Англия отражала германские воздушные атаки, позиция Советского Союза не претерпевала изменений, а Балканы все более попадали в зависимость от Германии, чему Англия вряд ли могла помешать.