Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Постоянно растущее напряжение в германо-советских от­ношениях не сулило ничего хорошего. Германия начала актив­ное проникновение на Балканы (гарантии Румынии, арбитраж между Румынией и Венгрией, нажим на Болгарию и т.п.). Ита­лия, ставшая союзником Германии по тройственному пакту, также устремляла свои взоры на Балканы. И в этой обстановке

Берлин приглашает Москву присоединиться к тройственному пакту, явно намекая на то, что Советскому Союзу предлагают в качестве зоны интересов в основном Средний Восток (что в лю­бом случае должно было привести к столкновению интересов Москвы и Лондона).

Теперь Сталину необходимо было определить стратегию на длительную перспективу. Москве становилось все труднее иг­рать на противоречиях и балансировать между англо-француз­ским блоком и Германией ввиду разгрома Франции и ослабле­ния Англии, оттесненной на британские острова.

Все эти вопросы и оказались в центре внимания советского руководства в сентябре — ноябре 1940 г., накануне и в ходе ви­зита Молотова в Германию.

Визит Молотова в Берлин

В архивах нет подробных данных о том, насколько в Моск­ве понимали всю серьезность сложившейся ситуации и было ли это предметом обсуждений в высшем руководстве. СССР нормализовал отношения с Италией и контактировал с прави­тельством Японии.

Москва продолжала связи с Англией. Беседы Сталина с но­вым британским послом Ст. Криппсом должны были продемон­стрировать Германии, что СССР продолжает линию на то, чтобы не быть воюющим союзником Германии в ее борьбе с Англией. Происходили встречи и с представителями США.

Этим, пожалуй, и ограничивались достижения Москвы. С той же Англией советские лидеры не пошли даже на некоторые показные шаги. При наличии контактов сохранялись весьма прохладные и даже недружественные отношения с Соединен­ными Штатами Америки.

Германия явно вытесняла СССР из Балкан и Юго-Восточ­ной Европы. Даже в соседней Финляндии появились немецкие солдаты. Практически у Сталина не было выбора. Конечно, он был удовлетворен советизацией части Польши, Прибалтики и Бессарабии, но это мало влияло на общую расстановку сил.

В стратегическом плане Сталин и Молотов уже ничего из­менить не могли. Разрыв или даже охлаждение с Германией могли привести лишь к войне с ней, причем с поверженными или максимально ослабленными потенциальными союзни­ками.

Фактически Гитлер поставил перед Москвой жесткий вопрос — о присоединении к тройственному пакту и о новом переделе, на этот раз уже мировых сфер влияния с весьма не­предсказуемыми для СССР последствиями. Гитлер явно хотел использовать Москву для вытеснения Англии из традиционных для нее регионов. Между тем для СССР было бесперспективно и даже опасно втягиваться в авантюры на Среднем Востоке и в Южной Азии. Кроме того, согласие войти в тройственный пакт уже и формально заканчивало бы период предпочтительных отношений Германии с Советским Союзом, оставляя Москву перед лицом объединенной германо-итальянской коалиции и нейтральной Японии, имевшей свои интересы прежде всего на Дальнем Востоке и в районе Тихого океана. Присоединяясь к пакту, Москва окончательно ставила бы крест на возможных маневрах и даже не слишком значительных контактах с Англи­ей и весьма затрудняла бы себе отношения с США, для которых Япония и Германия становились основными противниками.

В создавшейся ситуации Сталин не мог отказаться от поезд­ки Молотова в Берлин. Разумеется, он мог и должен был исполь­зовать мирный период, чтобы максимально ускоренными темпа­ми осуществлять программу перевооружения армии и готовить ее к вероятной войне. Но реализация этой цели была связана и с внутренним развитием страны, с логикой, особенностями и воз­можностями советской системы. Судя по всему, в Москве реши­ли попытаться выжать все, что еще можно было, из сотрудниче­ства с Германией и ждать дальнейшего развития событий.

Конец октября и начало ноября были отмечены подготов­кой к визиту в Берлин, в которой кроме Сталина участвовали прежде всего Молотов, Ворошилов и Микоян, в течение не­скольких месяцев контактировавшие с германскими офици­альными лицами. В итоге родились так называемые директивы к берлинской поездке, найденные в архиве в виде рукописей и, судя по почерку, написанные Молотовым. Существует даже мнение, что эти директивы ему продиктовал Сталин 86. Очевид­но также, что Молотов обобщил и те предложения в ходе обме­на мнений, с которыми и согласился Сталин.