Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

Как видим, германское руководство начало реализовывать организацию возможного союза четырех стран, внешне стре­мясь сгладить возникшие противоречия с СССР и поставив во­прос о разграничении интересов.

Это письмо Шуленбург вручил Молотову 17 октября 74. А еще ранее Риббентроп принял Шкварцева в Берлине и заверял его о намерении укрепить советско-германские отношения 75. На беседе 17 октября Шуленбург сообщил Молотову, что Гер­мания согласна с предложением СССР об образовании единой дунайской комиссии с участием СССР и с привлечением Ита­лии, что вызвало возражения Молотова. Шуленбург также об­ратил внимание Молотова на возможность созыва конферен­ции четырех держав в Москве, уверяя, что информация об этом, уже попавшая в печать, исходит не от Германии 76.

Принимая предложенный Германией тон, советское прави­тельство сообщило 19 октября, что, идя навстречу ее пожелани­ям, оно согласно на участие Италии в работе единой дунайской комиссии 77. А через два дня Риббентропу направили ответ Ста­лина, в котором советский лидер соглашался с возможностью дальнейшего улучшения отношений, опирающееся на прочную базу разграничения интересов на длительный срок. Сталин со­глашался на визит Молотова в Берлин 10—12 ноября и писал о готовности затем принять Риббентропа в Москве. Не возражая в принципе против идеи обсуждения некоторых вопросов с участием представителей Японии и Италии, Сталин писал, что этот вопрос следовало бы предварительно обсудить 78.

Инициатива приглашения Молотова в Берлине проходила на фоне подписания тройственного пакта между Германией, Италией и Японией. Информация о предстоящем его заключе­нии была впервые доведена до сведения советского правитель­ства 26 сентября во время беседы Молотова с поверенным в делах Германии в СССР В. Типпельскирхом. В немецкой сопро­водительной записке всячески подчеркивалось, что этот пакт никоим образом не затронет отношений, которые каждая из трех держав имеет с Советским Союзом. Этот союз «направлен исключительно против "демократических поджигателей вой­ны", нынешний период приведет к окончательному покорению Англии 79. Эта же мысль была подчеркнута Вайцзекером во вре­мя его беседы с Шкварцевым 28 сентября 80.

В целом реакция советского правительства на заключение тройственного пакта и приглашение Молотова в Берлин была достаточно осторожной. По данным американского посла в Москве, в Кремле были недовольны этим пактом. Советские лидеры считали, что он означал принципиальное изменение германской политики в отношении СССР. В Москве циркули­ровали слухи, что следующей весной Германия начнет войну против СССР, что уже сейчас на германо-советской границе находится значительное число немецких войск 81.

В тот же период в германо-советских отношениях возникла финская тема. 22 сентября в Берлине было заключено германо- финляндское соглашение о транзите немецких войск и военно­го снаряжения через Финляндию в Северную Норвегию. 23 сентября финское правительство уведомило об этом согла­шении советское посольство в Хельсинки 82. Во время беседы Молотова с Типпельскирхом 26 сентября советский нарком поднял вопрос об этом соглашении, считая, что Германия сог­ласно статье 3 советско-германского пакта должна была сооб­щить об этом в Москву до подписания договора. В Москве есть сведения, сообщил Молотов, что речь идет не только о транзи­те, поскольку немецкие войска размещаются на финской тер­ритории 83.

Молотов снова поднял этот вопрос во время встречи с Тип­пельскирхом 4 октября. Москва настаивала на том, что Герма­ния должна была заранее информировать СССР, поскольку по договору между ними Финляндия относится к сфере интересов Советского Союза. Немецкий дипломат уверял, что все герман­ские войска следуют в Киркенес (Северная Норвегия) и не ос­танутся на территории Финляндии 84.

В канун визита Молотова в Берлин между советскими и не­мецкими представителями продолжались иногда весьма ост­рые диспуты о размерах компенсации за немецкую собствен­ность в Прибалтике. Москва также готовилась к предстоящим заседаниям единой дунайской комиссии (взамен ранее сущест­вовавших международной дунайской и европейской дунай­ской комиссий) 85. Но все эти вопросы теперь отходили на второй план. Советским лидерам предстояло определиться с долгосрочной перспективой в отношениях с Германией.

Как уже отмечалось, в Москве понимали, что быстрый раз­гром Франции и оккупация Германией практически всей За­падной и Северной Европы в корне меняли всю ситуацию. Пер­спективы англо-германской войны были достаточно туманны. К тому же в Москве могли быть крайне озабочены сведениями о попытках посредничества Рузвельта между Англией и Герма­нией после отклонения Черчиллем всяких предложений Берли­на о мирных переговорах. Здесь, видимо, понимали, что и в слу­чае мирных переговоров и в случае поражения Англии СССР останется один на один с Германией, оккупировавшей почти всю Европу.