Александр Чубарьян - Канун трагедии [Сталин и международный кризис - сентябрь 1939 - июнь 1941 года]

В итоге своих действий в феврале Таннер потерпел неудачу в Швеции. Возможности помощи со стороны Англии и Фран­ции были также весьма сомнительны. Но оставалась третья возможность — снова попытаться завязать диалог с Москвой. Эту идею Таннер обсудил с Паасикиви, и они решили действо­вать. Неожиданно Таннер получил частное письмо из Сток­гольма от некоей Вуолиоки, которая была известна своими левыми взглядами и находилась в хороших отношениях с со­ветским послом в Швеции А. Коллонтай. Она предложила Тан- неру свои услуги в контактах с Коллонтай 76.

Вскоре из Швеции сообщили: Коллонтай запросила Моск­ву, но Молотов не проявил к этому интереса. Однако всего че­рез два дня пришла новая информация: в Стокгольм прибыл небезызвестный Ярцев и заявил, что советская сторона готова обсудить вопрос. Его интересовало, что шведы могли бы пред­ложить, помня прежние советские требования 77.

Пребывая в эйфории от действий финской армии, сдер­живающей советские войска, Таннер предложил передать СССР несколько небольших островов. Неясно, понимал ли Таннер, что Москва никогда не пошла бы на подобное униже­ние, или он намеренно хотел лишь завязать игру. Во всяком случае в Москве дали понять, что на такой основе никакие переговоры невозможны. Как проницательно заметил М. Якобсон, ответ пришел не от Молотова, а от Ворошилова, ибо именно в эти дни началось общее наступление Красной Армии 78.

Некоторое время Таннер пребывал в ожидании, поскольку финская армия еще сдерживала натиск советских войск. Но уже через несколько дней была прорвана "линия Маннер- гейма" и от Коллонтай пришло сообщение, что Москва готова к переговорам с правительством Рюти и предъявила советские условия. Они повторяли все те требования, которые выдвига­лись в октябре — ноябре 1939 г., в качестве условия добавлялась передача Советскому Союзу всего Карельского перешейка с г. Выборгом.

Первая реакция финского правительства была отрица­тельной. Но дальнейшие, причем быстро нарастающие собы­тия заставили Хельсинки поменять свою позицию. Маннер- гейм ясно заявил, что максимум, на что может рассчитывать финская армия, — продержаться не больше месяца, особенно с учетом того, что Красная Армия наращивала свое наступле­ние. В это же время стало очевидно, что помощи от Англии и Франции не последовало. Все это вместе взятое и привело к тому, что в Хельсинки выразили готовность к официальным переговорам.

Паасикиви, на этот раз с другими членами делегации (ибо Москва не желала иметь дело с Таннером), снова, как три с лишним месяца назад, прибыл в Москву. Теперь Сталин не уча­ствовал в переговорах, их вели Молотов, Жданов и генерал Ва­сильев.

Прежде чем завершить рассказ об этих переговорах, попы­таемся ответить на вопрос — что же повлияло на Сталина и по­будило его пойти на подписание мира, особенно если учесть, что советские войска вели успешное наступление и при благо­приятных обстоятельствах могли бы двинуться на Хельсинки или потребовать оккупации части финской территории. Сопо­ставим цели, которые были поставлены в Москве перед нача­лом наступления, и их реальные результаты. Советское руко­водство изменило диспозицию своих намерений поэтапного решения вопроса.

В начале января 1940 г. стало очевидным, что в военном пла­не Красная Армия столкнулась с непредсказуемыми трудно­стями — она несла значительные потери и не смогла фактиче­ски продвинуться вперед, завязнув в финских лесах. Выяви­лись серьезные упущения и слабости советской военной тех­ники и системы управления войсками, что наносило большой ущерб общему международному престижу Советского Союза, особенно опасный с учетом возможного столкновения с веду­щими европейскими державами. Н.С. Хрущев писал в своих мемуарах, что и Германия и другие страны решили, что Совет­ский Союз — это "колосс на глиняных ногах" 79. Все эти итоги войны были в центре внимания специальной комиссии, создан­ной по результатам войны 80.

Произошла консолидация финского общества. Практиче­ски все политические силы страны, включая и представителей интеллигенции, объединились в стремлении противостоять советскому наступлению. Критика собственного правительст­ва и его действий отошла на второй план перед задачей общена­ционального единства.

В этих условиях фактор "народного правительства" О. Куу­синена просто сошел со сцены. Если в начале декабря 1939 г. Молотов заявлял иностранным представителям, что "мы при­знаем только одно народное правительство Финляндии", и это же он повторил 6 апреля в ответ на зондаж о возобновлении мирных переговоров с правительством Рюти — Таннера, то уже через два дня Молотов официально сообщил, что Советский Союз готов к таким переговорам именно с правительством Рю­ти. Это было очевидным признанием того, что идея "большеви­зации" Финляндии была отброшена и к идее "народного прави­тельства" в Москве больше не возвращались.