Павел Щеголев - Первенцы русской свободы

Есть и ещё один момент в выводах Щёголева, который заслуживает самого пристального внимания. Пушкин, в упомянутом же письме к Жуковскому, сообщая о своём пребывании в этой ложе, перечисляет свои «вольнодумческие вины» и в этой связи считает, что «мудрено» требовать ему заступничества Жуковского перед Александром I. Таким образом, поэт косвенно признаёт, что его пребывание в ложе и сам характер ложи «Овидий» не были уж такими безобидными. Щёголев, не имеющий на руках необходимых данных для того, чтобы раскрыть истинную роль ложи, высказывает тем не менее очень важное наблюдение — что же «в этой ложе казалось столь антиправительственным Пушкину?» [24] Там же. с. 520. . Чутьё исследователя позволило Щёголеву высказать предположение об определённой революционной направленности этой ложи. Вывод Щёголева был подтверждён исследованиями советских историков, установивших, что масонская ложа «Овидий» была связана с Кишинёвской управой Союза благоденствия. Это был тот этап, когда Союз в своей деятельности нащупывал пути распространения своих идей, привлекая новых участников. В этой связи и находятся такие мероприятия, как создание побочной управы «Зелёная лампа», завоевание Вольного общества любителей Российской словесности (отчасти с его «Журналом просвещения и благотворения»), а также Вольного общества по распространению ланкастерских училищ и масонских лож «Овидия» и «Избранного Михаила» [25] Нечкина М. В. Движение декабристов, т. 1, с. 268. . Вывод Щёголева подтверждается и исследованиями, целью которых было установление состава участников этой ложи. Так, Семевским, в частности, было установлено, что В. Ф. Раевский также являлся членом ложи [26] Семевский В. И. Декабристы-масоны.— Минувшие годы, 1908, № 2, 3, 5—6. , что ещё более усиливало позицию Щёголева в определении характера ложи «Овидий».

С полной основательностью можно говорить о том, что в своих предположениях, будь то вопрос характера и роли «Зелёной лампы» или той же ложи «Овидий», Щёголев существенно определил дальнейшее направление исследовательского поиска в этой области.

Пушкинская тема была развита Щёголевым и в его дальнейших работах, освещающих последующий этап жизни и творчества поэта, связанный с временем поражения декабристов и посвящённых взаимоотношениям Пушкина с центральной властью. Щёголев делает верный вывод, что отношение императора Николая I к поэту было определено следствием по делу декабристов, ибо, несмотря на несомненный факт непричастности Пушкина к тайным обществам, имя поэта фигурировало первым в ряду тех, кто был повинен в распространении мятежного духа. И если в ходе следствия членам комиссии не удалось привлечь поэта, обвинив его в принадлежности к тайному обществу, то уж, конечно, они «составили себе определённое и прочное представление о политической неблагонадёжности» и «зловредности политического таланта Пушкина», что сыграло «важную роль в развитии мятежнического настроения декабристов» [27] Щёголев П. Е. Император Николай I и Пушкин в 1826 году.— Русская мысль, 1910, № 6, с. 8. . Этот момент политической биографии поэта отмечен и его современниками. Здесь уместно напомнить в высшей степени характерное свидетельство В. А. Жуковского, отмеченное им в письме к Пушкину от 12 апреля 1826 года, что «в бумагах каждого из действовавших (то есть декабристов. — Ю. Е.) находятся стихи твои. Это худой способ подружиться с правительством» (XIII, 257). Ценное наблюдение Щёголева усилило тем самым определяющее влияние свободолюбивой поэзии Пушкина на формирование мировоззрения декабристов. Щёголев отмечает и понимание этой роли следственной комиссией и Николаем I, который «не мог не сознавать, что борьба с вредоносностью художественного слова Пушкина… не могла укладываться в рамки расправ следственной комиссии и требовала иных средств» [28] Там же. . Николай I чётко усвоил взгляд на Пушкина как на «честь и великое сокровище России» (по замечанию Жуковского и Карамзина), а отсюда и соответствующее отношение властей — «Пушкина нужно было поставить в такое положение, чтобы он сам искренне отказался писать против правительства» [29] Там же, с. 12. .

В одной из своих более ранних рецензий Щёголев верно характеризует положение поэта как «историю рабства… — внешнего и внутреннего — в делах литературных и материальных». Щёголев пишет о «гнёте», который давил поэта, ибо власти, инстинктивно боясь «скрытого в Пушкине оппозиционного настроения», установили с этой целью надзор над Пушкиным, чтобы не дать прорваться этому настроению. «Гнёт был удушающий и унизительный, ибо не ограничивался только грубым полицейским надзором, но и унижал человеческое достоинство поэта, и раны, наносимые в этой войне, были не в пример острее и жгучее, чем все другие». Пушкину стоило неимоверных усилий обуздывать себя, но когда для этого не хватало никаких сил, гнёт прорывался, и «поэт… получал выговоры» [30] См. рец. П. Е. Щёголева на кн.: Дела III Отделения с. е. и. в. канцелярии об Александре Сергеевиче Пушкине. Спб., издание И. Балашева, 1906. — Былое, 1906, № 2, с. 296. . Подобный взгляд на место Пушкина намного отличен от точки зрения официозного пушкиноведения, стремящегося доказать примирение поэта с императорской властью.