Андрей Плотников - Тайна смерти Рудольфа Гесса [Дневник надзирателя Межсоюзной тюрьмы Шпандау]

1. Советского директора о том, что французская сторона готова поддержать позицию советской стороны, если Советский Союз пойдет на уступки Франции на переговорах в Чаде;

2. Британского директора о том, что французская сторона готова поддержать позицию британской стороны, если Великобритания согласится с позицией Франции по ситуации в Алжире;

3. Американского директора о том, что французская сторона согласна с мнением американской стороны по данному конкретному вопросу, а также о том, что Франция и далее будет принципиально поддерживать политику Соединенных Штатов на международной арене». Естественно, и американский директор после заседания в четверг сделал доклад своему руководству. Не буду утомлять читателя перечислением полученных им инструкций. Любой человек, знакомый с международной обстановкой этого времени, может представить себе их содержание.

В понедельник, 30 ноября советский директор МТШ получил телеграмму из Москвы: «Из-за Вашей мягкотелой позиции на переговорах в МТШ советская делегация полностью провалила переговоры по Египту. За невыполнение полученных инструкций Вам объявляется замечание. Требуем впредь не допускать подобных просчетов и более жестко отстаивать позицию Советского Союза на вверенном Вам участке». В это время «заключенный № 7», ничего не подозревая, пользовался новым рулоном туалетной бумаги.

На следующий день, 1 декабря американский караул заступил на дежурство вместо советского караула по охране тюрьмы, и американский директор стал председательствовать на заседаниях директоров. На торжественном обеде по такому поводу коллеги-директора говорили слова благодарности советскому директору за работу в прошедшем месяце и желали удачи американскому директору. За окном лил дождь, дул промозглый ветер. Американский директор смотрел на горящие в камине дрова и скромно улыбался. Он еще не знал, что «заключенный № 7» распечатал последнюю упаковку носовых платков…

У меня ночная смена на воротах. Вокруг тишина. За окном и на мониторах полный покой. В такое время хорошо почитать что-нибудь интересное. Под рукой есть свежий номер журнала «Штерн», а в нем статья про перестройку в Советском Союзе. Звонок у ворот. Это американский офицер пришел проверять караул. Открываю ворота, здороваемся. Часовой у входа замирает по стойке «смирно». Я знаю, что ночная проверка караула происходит не каждую ночь, но периодически бывает. На то она и военная служба, расслабляться им нельзя.

Минут через двадцать раздается стук в дверь, офицер просит выпустить его во внешний мир. Короткое «бай!» на прощание, поворачиваю ключ в замке. Теперь можно продолжить чтение. Но через некоторое время громкий голос раздается за дверью моей дежурной комнаты. Ночная тишина улетучилась в один миг. Понятно, что кто-то из караула громко разговаривает во внутреннем дворе. Проходит пять минут, потом десять, а голос продолжает громко о чем-то вещать. Слов через дверь не разобрать, но хорошо слышна монотонная речь одного человека. Неужели часовой возле караульного помещения громко и долго разговаривает сам с собой?

Любопытство берет верх, я открываю дверь. Часовой с винтовкой, как и положено, располагается у входа в караульное помещение и молчит. А говорит американский сержант. Перед ним навытяжку стоят три солдата без оружия. Сержант говорит громко и очень убедительно. При этом сержант находится почти вплотную к одному из солдат и их лица отделяют буквально сантиметры. Сержант широко открывает рот и активно шевелит губами. Понятно, что ему очень хочется донести до подчиненных что-то очень важное. На меня сержант не обращает никакого внимания. Он отступает на полшага назад и теперь его указательный палец почти упирается в грудь молодого бойца. Кажется, он сейчас проткнет им солдата. Но тот стоит не шелохнувшись, глядя прямо перед собой широко открытыми глазами. Сержант продолжает свою речь очень громким монотонным голосом, не срываясь на крик, но и не давая себе передышки. Из моего скромного знания американского военного сленга понятно только, что сержант очень недоволен самим солдатом, и его мамой, и его папой, и бабушкой с дедушкой, и даже его задницей.

Я закрываю дверь и возвращаюсь к чтению журнала. Ясно, что идет воспитательный разговор о смысле жизни. Вероятно, повод для беседы возник после визита офицера. Интересно, на сколько хватит выдержки у солдат слушать подобное нравоучение? Судя по поведению сержанта, его энергии для такой беседы хватит надолго.