Шестидесятилетний дядя Пушкина Павел Львович записывается в ополчение.
Горячо обсуждается подвиг Раевских. 11 июля 1812 года генерал Николай Николаевич Раевский в сражении при Салтановке повёл с собою в бой двух сыновей: одного — Александра шестнадцати лет, другого — Николая одиннадцати лет (меньше, чем среднестатистическому лицеисту!). Сам генерал с обычной скромностью объяснял, что ему просто некуда было девать своих мальчиков…
Пятнадцатилетний Кюхля собирается бежать в армию, его с трудом удерживают.
«Народ ожесточился. Светские балагуры присмирели; дамы вструхнули. Гонители французского языка и Кузнецкого моста взяли в обществах решительный верх, и гостиные наполнились патриотами: кто высыпал из табакерки французский табак и стал нюхать русский; кто сжёг десяток французских брошюрок, кто отказался от лафита и принялся за кислые щи. Все закаялись говорить по-французски; все закричали о Пожарском и Минине и стали проповедовать народную войну, собираясь на долгих отправиться в саратовские деревни…
Полина занималась одною политикою, ничего не читала, кроме газет, растопчинских афишек, и не открывала ни одной книги. Окружённая людьми, коих понятия были ограничены, слыша постоянно суждения нелепые и новости неосновательные, она впала в глубокое уныние; томность овладела её душою. Она отчаивалась в спасении отечества, казалось ей, что Россия быстро приближается к своему падению, всякая реляция усугубляла её безнадёжность, полицейские объявления графа Растопчина выводили её из терпения. Шутливый слог их казался ей верхом неприличия, а меры, им принимаемые, варварством нестерпимым. Она не постигала мысли тогдашнего времени, столь великой в своём ужасе, мысли, которой смелое исполнение спасло Россию и освободило Европу. Целые часы проводила она, облокотясь на карту России, рассчитывая вёрсты, следуя за быстрыми движениями войск. Странные мысли приходили ей в голову. Однажды она мне объявила о своём намерении уйти из деревни, явиться в французский лагерь, добраться до Наполеона и там убить его из своих рук. Мне не трудно было убедить её в безумстве такого предприятия».
Повесть «Рославлев», написанная 19 лет спустя и рассказывающая о переживаниях молодой девушки, без сомнения, автобиографична. Самым неожиданным героям и героиням Пушкин отдавал свои сокровенные воспоминания и переживания (это тонко почувствует Кюхельбекер, когда позже в глухой тюрьме прочитает «Евгения Онегина» и скажет, что Татьяна «это Пушкин!»).
Воспоминания 1812 года — одни из главных в жизни первых лицеистов.
Лицейская энергия в тот год выходит множеством каналов — военными играми, спектаклем. Впрочем, как обычно, величественное и трагическое соседствует со смешным: 30 августа 1812-го в Петербург доставлено донесение Кутузова о Бородинской битве, которая рассматривается как победа. Лицеисты же в этот день, по воспоминаниям одного из них, разыгрывают самодеятельный спектакль «Роза без шипов», сочинённый их педагогом Иконниковым. На него собралась вся «царскосельская публика»; разумеется, вместо кулис были поставлены ширмы, никаких театральных костюмов не нашли — и играли в лицейской форме, сюртуках или мундирах. Тема представления, конечно же, военно-патриотическая — играли многие (Пушкин и Дельвиг, впрочем, уклонились, как обычно), главную же роль исполнял Дмитрий Маслов, который так переволновался или переутомился, что в антракте упал в обморок и во втором акте выйти на сцену уже не мог.
Как быть?
Тут неожиданную смелость проявил сам сочинитель пьесы: возможно, это объяснялось тем, что он был… мертвецки пьян. Зрителей никто не предупредил о замене, и они, привыкшие в течение первого действия к образу главного героя, видят, что тот вдруг сильно постарел, переменил лицейский мундир на штатское платье, к тому же — почти не помнит слов и сбивает с ног своих партнёров. Публике было предоставлено самой догадываться, что лицеист Маслов и педагог Иконников — одно лицо.
Видимо, за эту провинность Иконникова вскоре изгоняют из Лицея (но он, как мы знаем, продолжает водить знакомство со вчерашними учениками).
Между тем несколько дней спустя лицеисты выслушивают известие, что Москва занята неприятелем.
Края Москвы, края родные,
Где на заре цветущих лет
Часы беспечности я тратил золотые,
Не зная горести и бед,
И вы их видели, врагов моей отчизны!
И вас багрила кровь и пламень пожирал!
И в жертву не принёс я мщенья вам и жизни;
Вотще лишь гневом дух пылал !..
Где ты, краса Москвы стоглавой,
Родимой прелесть стороны?
Где прежде взору град являлся величавый,
Развалины теперь одни .
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Всё мертво, всё молчит.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу