Вадим Трепавлов - Степные империи Евразии - монголы и татары

Однако В.В. Бартольд противопоставлял Тюркский каганат Монгольской империи на основе неоправданной идеализации правителей из рода Ашина («народный вождь», «защитник и помощник бедного и нагого народа» и т. п.). Он расценивал их монархию как результат победы «демократии», одолевшей «аристократию». В то же время В.В. Бартольд считал, что у монголов все произошло наоборот, и Чингис-хан являлся душителем свободы народных масс в угоду степным князьям, к которым сам принадлежал [18] Бартольд В.В. Образование империи Чингисхана. С. 261; Он же . Б.Я. Владимирцов. Чингис-хан. Пг.; М.; Берлин, 1922 // Бартольд В.В. Сочинения. Т. 5. С. 616. Свой тезис В.В. Бартольд подкреплял следующими соображениями: 1) тюркский каган, судя по орхонским эпитафиям, делает бедный народ богатым, малочисленный народ многочисленным и т. п. А «Чингиз-хан настаивает на том, что до него в степи не было никакого порядка: младшие не слушали старших, подчиненные не уважали начальников, начальники не исполняли своих обязанностей по отношению к подчиненным. Чингиз-хан, вступив на престол, ввел строгий порядок и указал каждому свое место» ( Бартольд В.В. Н.А. Аристов. С. 261, 278). Получается, что каган туцзюэ заботился о благе подданных, а Чингис-хан стремился к установлению строгой социальной иерархии; 2) во всех своих наставлениях Чингис-хан обращается не ко всему народу, подобно тюркскому кагану, а только к родственникам, вельможам и военачальникам (Там же). Однако, во-первых, мы не можем слепо следовать концепции источника и принимать на веру альтруизм государя Ашина. Перечисление Бильге-каганом собственных благодеяний еще не свидетельствует о «демократическом» характере древнетюркского общества. Во-вторых, стелы с руническими надписями были выставлены на всеобщее обозрение и представляли собой политические декларации. Вероятно, в таких документах трактовка отношений сюзерена и подданных должна была выглядеть иначе, чем в засекреченных хрониках правящего рода, откуда В.В. Бартольд взял наставления Чингис-хана. . Здесь справедливо подмечена связь образования Еке Монгол улуса с социальными конфликтами, но Тюркский каганат вовсе не антипод в этом отношении. Орхонские рунические тексты отразили разделение кочевников на знать и простонародье, существование категории зависимых — кул. Впрочем, спорность суждений В.В. Бартольда была отмечена еще А.Н. Бернштамом [19] Бернштам А.И. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI–VIII веков. Восточно-Тюркский каганат и кыргызы. М.; Л., 1946. С. 24–28; см. также: Кляшторный С.Г. Формы социальной зависимости в государствах кочевников Центральной Азии (конец I тысячелетия до н. э. — I тысячелетие н. э.) // Рабство в странах Востока в Средние века. М., 1986. .

К разным «моделям» относит каганаты тюрок-туцзюэ и империю Чингисидов и С.А. Плетнева. Разницу между ними она обосновывает социально-экономическим несходством. Тем не менее и этот автор признает возможность историко-типологического сравнения крупнейших кочевых империй (хунну, туцзюэ, монголов) [20] Плетнева С.А. Кочевники Средневековья. С. 114, 117. .

Идентичность социально-политической организации кочевых империй позволяет предположить, что они являлись как бы ступенями единого процесса развития общественного строя номадов. Другими словами, существовала преемственность в социально-экономическом развитии кочевых государств. Действительно, выдвигается идея органической связи этих государств в процессе неуклонной феодализации [21] Викторова Л.Л. Монголы: Происхождение народа и истоки культуры. М., 1980; Златкин И.Я. Опыт периодизации истории феодализма в Монголии // 25-й Международный конгресс монголоведов. Доклады делегации СССР. М., 1960; Он же . Некоторые проблемы социально-экономической истории кочевых народов // ПАМ. Элиста, 1974. Вып. 1; Ишжамц Н. Образование единого монгольского государства и установление феодализма в Монголии (XI — середина XIII в.). , «перехода земли во владение и монопольную собственность феодализирующейся знати» и обусловленного этим «превращения свободных общинников в феодально-зависимых и крепостных» [22] Там же. С. 9. . Феодализация была очень длительной. По мнению И.Я. Златкина, она охватила более полутора тысячелетий — от начала I тысячелетия до н. э. по XIII в. [23] Златкин И.Я. Некоторые проблемы социально-экономической истории кочевых народов. С. 35–37. В это время кроме трансформации отношений собственности происходил, во-первых, переход от примитивного охотничье-собирательского и оседло-земледельческого хозяйства к кочевому скотоводству как главной отрасли труда. Во-вторых, шло формирование и консолидация некоторых монгольских, тюркских и тунгусских народностей [24] Он же . Концепция истории кочевых народов А. Тойнби и историческая действительность // Современная историография стран зарубежного Востока. М., 1971. С. 173. . Причем «каждое из сменявшихся на территории Монголии государственных образований… закрепляло полученные от предшественников элементы феодализма и, в свою очередь, расширяло и укрепляло их. Монгольские племена… явились наследниками всего прогрессивного, что было накоплено их предшественниками» [25] Златкин И.Я. Опыт периодизации истории феодализма в Монголии. С. 2–3. . Все это дало И.Я. Златкину основание отнести всю историю кочевых народов с первых веков нашей эры до середины XIII в. к раннефеодальному периоду [26] Там же. С. 8. .