До начала февраля 1803 г. англичане уклонялись от прямого ответа на вопрос об эвакуации Мальты. Но в первые дни февраля ситуация резко изменилась. Публикация рапорта Себастиани, вызвавшая в Англии взрыв антифранцузских чувств, почти точно совпала с получением британским министерством иностранных дел вестей из России. С одной стороны, это было письмо министра иностранных дел А.Р. Воронцова своему брату, послу СР. Воронцову, с другой стороны, рескрипт Александра, также направленный послу в Англии. Нельзя сказать, что из содержания писем, полученных Семеном Романовичем, можно было сделать вывод о безапелляционной поддержке англичан со стороны России. Тем не менее их тон и направленность были явно проанглий- скими, и горячий англофил граф Семен Воронцов в своих беседах с английским министром иностранных дел Хоуксбери еще более подчеркнул благожелательность России в отношении всех действий Англии. Британский министр сделал вывод, что русские одобряют действия английского правительства в отношении Мальты, а в случае войны поддержат Англию.
Нет сомнения, что произошедшее в эти дни стало главным детонатором последующего взрыва. Англия отныне заняла очень жесткую позицию, решив увязать возможность эвакуации Мальты с изменением ситуации в Европе. Отныне Англия была готова очистить остров только при условии многочисленных уступок со стороны Франции. Это в корне меняло ситуацию и ставило Европу на грань войны. Подобный разворот в английской политике мог произойти только вследствие далеко не нейтральной позиции, которую заняла Россия. Необходимо отметить, что в данном случае немалую роль сыграло не только мнение и желание самого Александра, но и инициатива русского посла в Англии. Крупный специалист по истории русско-английских отношений этого периода A.M. Станиславская на основе анализа большого количества документов справедливо отметила: «Очень двусмысленную роль и на этот раз сыграл СР. Воронцов, столь рьяно уговаривавший английское правительство не отдавать Мальту, что даже его англофильствующий брат, канцлер Александр Романович, остался недоволен» 7.
Часто историки дипломатии за потоком нот, предложений, контрпредложений, следовавших в начале 1803 г., забывают этот главный и основной момент — война была фактически делом решенным в эти дни. Английское правительство, ощущая за собой помощь России, явно встало на путь провокаций. Но Бонапарт был не французским правительством накануне Второй мировой войны и даже не королем Людовиком XVI. Вытирать о себя ноги английским министрам он не только не мог позволить, но даже мысли об этом не допускал.
Сразу после получения русских предложений Хоуксбери направил английскому послу в Париже послание, в котором писал о том, что Англия согласна будет очистить Мальту только в случае серьезной компенсации со стороны Франции. Эту информацию Уитворт довел до Талейрана 16 февраля 1803 г. Французский министр не дал окончательного ответа, и 21 февраля посол был принят самим Бонапартом. В этом разговоре, как можно прочитать из рапорта самого Уитворта, Первый консул пытался быть сдержанным. В ненавязчивой форме он дал понять, что Франция располагает огромными силами, но не желает войны. Вот как передал в своей депеше слова Бонапарта английский посол: «Десант после переправы через Ла-Манш является единственным способом наступления, которым он располагает... Но как можно подумать, что, достигнув вершин власти и став из простого солдата главой самой могущественной страны континента, он будет рисковать своей жизнью и репутацией в предприятии столь рискованном. Он может сделать это только в случае самой крайней необходимости... Франция и Англия, если бы они договорились, могли бы управлять миром, но, сражаясь, они перевернут его вверх дном... Если Англия желала бы сохранить мир, достаточно было бы выполнить пункты Амьенского договора, если же она хочет войны, достаточно это сказать и отказаться выполнять договор...» Посол в заключение добавлял: «Его цель, как кажется, была в том, чтобы убедить меня, что от Мальты зависит мир или война» 8.
Однако ни слова примирения, ни угрозы не подействовали на англичан. Они оставались непреклонными. «Не важно, как положить кочергу, — восклицал Нельсон, — но если Бонапарт скажет, что ее нужно положить так, мы тотчас должны требовать, чтобы ее положили прямо противоположным образом». 8 марта 1803 г. король Георг III в своем послании Палате общин заявил, что требует принятия мер, которые обеспечили бы безопасность государства, которому угрожают французские военные приготовления. На этот раз разговор Первого консула с Уитвортом, состоявшийся в присутствии других иностранных послов на приеме в воскресенье 13 марта, проходил совершенно в других тонах. Бонапарт подошел решительным шагом к английскому посланнику и воскликнул:
Читать дальше