Дальнобойность артиллерийских орудий начала XIX века могла достигать 4 км и более при угле возвышения ствола, близком к 45 градусам. Однако полевые лафеты того времени не позволяли задавать подобные углы возвышения, тем более что в этом не было никакой необходимости. Ядро вообще не разрывалось, а граната поражала неприятеля только в небольшом радиусе. В результате стрелять по противнику, которого нельзя было непосредственно видеть, было бесполезным занятием.
Эффективная дальнобойность ядрами и картечью показана в таблице.
Дистанции эффективного огня для орудий различных калибров 2
|
Ядро/граната (м) |
Дальняя (крупная) картечь |
Ближняя (мелкая) картечь |
12-фунтовая пушка |
1 100 |
700 |
500 |
8-фунтовая пушка |
1 000 |
600 |
400 |
4-фунтовая пушка |
900 |
500 |
300 |
Гаубица |
900 |
400 |
|
Все сказанное относится к оружию начала XIX века, однако почти полностью применимо к вооружению середины и второй половины XVIII века. Небольшой прогресс наблюдался только в развитии артиллерии. Во Франции в 1765—1774 гг. была введена артиллерийская система Грибоваля, которую почти все современники единодушно считали наиболее удачной. В России в 1805 г. была введена так называемая аракчеевская система артиллерии, которая также использовала все последние технические разработки своего времени. Подобно системе Грибоваля, она была почти что совершенной для своего времени.
ИМПЕРАТИВ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИХ УСЛОВИЙ
Впрочем, усовершенствования в области вооружений не носили принципиального характера. Зато тактика сильно изменилась в эпоху Великой французской революции. Эта трансформация объясняется не усовершенствованием оружия, а изменением облика войны и моральнополитического состояния армий.
В XVIII веке война была исключительно делом правительств. В Европе эпохи Просвещения давно угасли острые религиозные распри, а национализм был практически еще неизвестен. Классические монархии обладали достаточными материальными средствами, чтобы набрать многочисленное войско. Однако в то время никто и понятия не имел об идеологической обработке масс и пропаганде. Считалось, что офицеры должны выполнять свой долг, руководствуясь дворянско-рыцарскими представлениями о чести, а солдаты представляют собой некую инертную массу, в любом случае не рвущуюся в бой. Это наложило печать на тактику европейских армий того времени.
Из того, что было сказано о технической составляющей, ясно, что ружья того времени могли давать значительный эффект только при их массовом употреблении. Особенно действенен был огонь залпами. Очевидно, что такой огонь проще всего вести группой, построенной ровными шеренгами и действующей по команде, поданной голосом. Так естественным образом родился батальон в развернутом строю, а так как максимально возможное количество людей, которыми можно командовать голосом (при условии сомкнутого строя) 500—900 человек, то это количество стало обычной численностью батальона. Батальон пехоты, построенный в три шеренги, ведущий максимально частый залповый огонь, становится основой всех боевых порядков.
Этот строй оказался удобен не только с точки зрения применения оружия, но и по причинам морально-политического характера. «...Тактика вполне соответствует составу армии, — справедливо отмечал Дельбрюк, — рядовому ничего не остается делать самому, ему надо только слушаться: он идет, маршируя в ногу, имея справа — офицера, слева — офицера, сзади — замыкающего; по команде даются залпы и, наконец, врываются в неприятельскую позицию, где уже не ожидается действительного боя. При такой тактике добрая воля солдата, если он только остается в руках офицера, не играет особенной роли, и можно было рисковать подмешивать в строй чрезвычайно разношерстные элементы» 3.
Так совершенно естественно родилась тактика, получившая позже название линейной, основой которой являлся уже упомянутый развернутый в трех шереножную линию батальон, выровненный как на параде, с офицерами и унтер-офицерами позади и на флангах. Между тонкими линиями отдельных батальонов невозможно было оставить большие интервалы, так как фланги и тыл каждого из них были очень уязвимы, в результате армия строилась, по сути дела, в единый огромный боевой порядок, состоявший чаще всего из двух поставленных одна за другой на дистанции 200—300 метров линий развернутых батальонов. Кавалерии оказалось нечего делать в ином месте, кроме как на флангах этого построения. Так боевой порядок армии стал неуклюжим и тяжеловесным. Так как всякий разрыв боевой линии грозил тем, что неприятель вломится в него, армия, если она желала предпринять какой-либо маневр или передвижение, вынуждена была действовать как одно целое, над ней, как сказал Клаузевиц, царило «проклятие единства» — отсюда медлительность и негибкость всех маневров.
Читать дальше