Олег Соколов - Аустерлиц Наполеон, Россия и Европа. 1799-1805 гг

Генерал-квартирмейстеру союзной армии Вейротеру предстояло сыграть одну из заглавных ролей в исторической драме, развернувшейся на полях Моравии. О нем стоит поэтому сказать несколько слов. Это был человек образованный и лично храбрый, но при этом он представлял из себя самый яркий пример педантизма школы Гофкригсрата. Вейротер был вылеплен из того же теста, что и Макк, и Шмидт. При этом он обладал скверным характером :«жесткий, грубый, высокого мнения о собственных заслугах, самолюбивый до крайности, он имел все недостатки выскочки. Вейротер не пользовался ни среди своих соотечественников, ни среди своих товарищей репутацией, которая оправдывала бы доверие к нему» 11. Тем не менее этот человек сумел завоевать расположение царя и его юных фаворитов. Именно ему Александр I отныне фактически вручил судьбу русской армии, и это при том, что в ее рядах была масса выдающихся генералов: Кутузов, Багратион, Милорадович, Дохтуров... Ларчик открывается просто — Вейротер добился расположения царя по той же причине, по которой Макк получил неограниченные полномочия от императора Франца: своими заумными, наукообразными речами он создал впечатление необычайно умного человека, но самое главное, он говорил то, что хотели от него услышать Александр и его приближенные.

С этого момента можно смело сказать, что Кутузов был практически отстранен от командования армией. Как всегда дипломатичный, Михаил Илларионович не стал спорить и тихонько ушел в сторону. Формально оставаясь главнокомандующим, он отныне лишь просто находился при армии. Так как в России Кутузов позже превратится в икону, русские и особенно советские историки по этому поводу также обычно дипломатично молчат. Наверное, стоит сказать, что в своем придворном умении угодить Михаил Илларионович зашел слишком далеко. Русскую армию не просто двинули вперед на крайне опасное предприятие, но и руководство в ходе наступательного марша осуществлялось из рук вон плохо (см. ниже). Как главнокомандующий, Кутузов не имел права молчать по этому поводу.

Решение о переходе в наступление было принято, и оно должно было начаться 24 ноября. Но оказалось, что заготовленный все-таки кое-какой провиант может быть завезен только на следующий день, поэтому выступление было задержано до 26-го. Когда же с провиантом разобрались, выяснилось, что не все командиры колонн получили диспозицию, и некоторые понятия не имеют о том, что им нужно делать. Пришлось задержаться еще на сутки. Наконец утром 27 ноября пятью параллельными колоннами союзные войска выступили по направлению к Брюнну.

В тот момент, когда Александр и его свита собирались покинуть Ольмюц, чтобы отправиться вслед за армией, царю доложили, что его желает видеть неординарный проситель. Это был генерал Савари, адъютант императора французов. На рассвете 26 ноября Наполеон вызвал Савари в свой рабочий кабинет и поручил ему необычную миссию. «Отправляйтесь в Ольмюц, — сказал император, протягивая пакет своему адъютанту. — Вы вручите это письмо русскому императору. Скажите ему, что, узнав, что он прибыл к армии, я послал вас, чтобы засвидетельствовать ему мое почтение... Если он будет задавать вам вопросы, вы знаете, что отвечать» 12.

«Сир, я посылаю своего адъютанта генерала Савари, — с подчеркнутым почтением* писал Наполеон в письме царю, — чтобы поздравить Ваше Величество с прибытием к армии. Я поручаю моему адъютанту выразить Вам все мое уважение и сообщить Вам, насколько я хотел бы снискать Вашу дружбу. Примите же это послание с добротой, которая Вас отличает, и помните, что я являюсь тем, кто несказанно желает быть приятным Вам...» 13

Миссия Савари была блистательным политическим и стратегическим шагом Наполеона. Чтобы понять это, нужно опять вспомнить политическую составляющую. Как уже не раз отмечалось, Наполеон в течение долгого времени искал и добивался союза с Россией. Уверенный, что Александр начал войну, подталкиваемый своим англофильским окружением, он считал, что судьба дала ему поистине уникальный шанс встретиться с молодым царем, рассказать ему о своих чувствах и планах, вырвать его своим очарованием из цепких лап «злых советников» и заключить с Россией мир и союз. Нет сомнения, что в случае успеха этого демарша Наполеон увенчал бы кампанию политическим триумфом. Ясно, что после побед в Баварии, Тироле и Италии, после взятия Вены, мир никак не мог быть неблагоприятным для Франции.

Правила этикета предписывали, чтобы коронованные особы обращались друг к другу со словами «брат мой». Наполеон избрал в письме такое обращение, как если бы он стоял в иерархическом ряду ниже Александра.