Второй же стал соорганизатором Добровольческой армии на Дону и ушел в Первый Кубанский поход.
Второй, он же Лавр Георгиевич Корнилов, был убит при штурме Екатеринодара. «Неприятельская граната, — писал генерал А. И. Деникин, — попала в дом только одна, только в комнату Корнилова, когда он был в ней, и убила только его одного. Мистический покров предвечной тайны покрыл пути и свершения неведомой воли ». Корнилова похоронили в местечке под названием Гначбау. На следующий день после похорон красные выбили белых из Гначбау. Тело генерала вытащили из могилы, таскали по улицам, рубили шашками, а потом сожгли.
Первый, он же Андрей Евгеньевич Снесарев, к тому времени — создатель и ректор Московского института востоковедения, был арестован в январе 1930 года и был обвинен в создании контрреволюционной организации «Весна» и планировании заговора. Приговорен к расстрелу. По личному указанию Сталина высшая мера была заменена 10 годами лагерей. 21 ноября 1989 года на аукционе Сотбис была продана записка Сталина, адресованная Ворошилову, с коротким текстом:
«Клим! Думаю, что можно было бы заменить Снесареву высшую меру 10-ю годами.
И. Сталин.»
Похоже, Коба не забыл, как они втроем держали Царицын.
Снесарев отсидел в лагерях 4 года, 27 сентября 1934 года досрочно освобожден как тяжело больной — инсульт, его просто отдали семье.
Умер в больнице в 1937 году.
* * *
Вот, собственно, и вся история. От сотен других отличается разве что высотой, на которую взлетели оба однополчанина.
А так — сколько их было на Руси-матушке…
Служили два друга в нашем полку
Пой песню, пой.
И если один из друзей грустил,
Смеялся и пел другой…
Глава 32. Два "Товарища", или Демоны Гражданской войны
Над толстячком слева — которой стоит рядом с Симоновым и через один от Михалкова — советские писатели постоянно прикалывались.
(фото находится в общественном достоянии)
В основном — из-за его сходства с Хрущевым. Даниил Гранин так и вспоминал в мемуарах о нем — толстячка, кстати, звали Александр Прокофьев:
"На встрече советских писателей с Н. С. Хрущевым поэт С. В. Смирнов сказал: «Вы знаете, Никита Сергеевич, мы были сейчас в Италии, многие принимали Прокофьева Александра Андреевича за Вас». Хрущев посмотрел на Прокофьева, как на свой шарж, на карикатуру; Прокофьев того же роста, с такой же грубой физиономией, толстый, мордатый, нос приплюснут… Посмотрел Хрущев на эту карикатуру, нахмурился и отошел, ничего не сказав".
Вообще поэт Александр Прокофьев внешне напоминал записного бюрократа из советской комедии — очень шумного и очень вредного, но, по большому счету, травоядного и трусоватого, становящегося навытяжку при любом появлении начальства.
Он, собственно, этим бюрократом и был. Прокофьев занимал пост ответственного секретаря Ленинградского отделения Союза Писателей, поэтому постоянно либо нес какую-нибудь правоверно-коммунистическую пургу с трибуны, либо занимался разными аппаратными интригами и по мелочи гнобил неугодных.
Что касается творчества — тоже ничего неожиданного. Прокофьев писал достаточно бессмысленные патриотические стихи, которые из-за большого количества упоминаний березок и Родины, усиленных аппаратным весом автора, печатались везде.
Его стихотворение для детей "Родимая страна" в свое время даже вошло во все школьные хрестоматии. Лучше от этого стихотворение, правда, не стало:
На широком просторе
Предрассветной порой
Встали алые зори
Над родимой страной.
С каждым годом все краше
Дорогие края…
Лучше Родины нашей
Нет на свете, друзья!
Казалось бы — клиент понятен и интереса не представляет.
Но — нет.
Он не был травоядным.
* * *
Мы часто забываем, что все забавные пожилые толстячки когда-то были молодыми и без лысины. В те годы наш толстячок выглядел вот так:
Нехорошо смотрит, верно? Такого даже толпой задирать — десять раз подумаешь. Так обычно смотрят люди, которые очень много видели в своей жизни.
Часто — слишком много.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу