Неслучайно именно Тихонов-Шарлемань в захаровском "Убить дракона" еще тогда, в 1988 году, предупредил нас, надевая шапочку: «Зима будет долгой».
Швыдкой очень правильно говорит о том, что сегодня мы не просто провожаем великого русского актера — сегодня мы все прощаемся с частью себя. Потому что Тихонов был в жизни каждого из нас — больше, меньше, но у всех.
Со сцены звучит украинская мова от посланцев Киева, туркменский режиссер рассказывает об ашхабадской девчонке, собиравшейся есть побольше тыквы, чтобы быстрее вырасти и выйти замуж за «Штирлица». Потом говорит о том, что «великий русский актер» — это, конечно, правильно, но " он был не только для русских, он был для всех ".
Он был действительно для всех, и это, пожалуй, главная причина, почему в тот день так щемило.
Потому что есть светлые люди, масштаб дарования которых велик настолько, что от них тепло каждому — коммунисту и либералу, азербайджанцу и еврею, патриоту и эмигранту.
Они пусть на секунду, но собирают нас всех вместе, напоминают — мы с тобой одной крови, ты и я.
Таких, к сожалению, немного. И с каждым годом — все меньше.
Самую короткую и неожиданно точную речь сказал актер Алексей Панин: « Я не буду много говорить — здесь есть люди, лично знавшие Вячеслава Васильевича, и им говорить уместнее. Я хотел бы только сказать, что вот они уходят, а новых таких почему-то не приходит. Они были большие и глубокие, а мы все какие-то мелкие ».
Да.
Вот и все. Смежили очи гении.
И когда померкли небеса,
Словно в опустевшем помещении
Стали слышны наши голоса…
Спасибо вам, Вячеслав Васильевич. Спасибо, что на вас можно смотреть вверх.
Глава 18. Почему из Охлобыстина не получился священник
Поспорили недавно с одним товарищем относительно Охлобыстина и его "временного отчисления из священников", которому скоро десять лет.
Долго пытался объяснить, почему, на мой взгляд, нельзя одновременно быть актером и священником. Сегодня понял, что все можно было объяснить гораздо проще — на примере.
В середине семидесятых очень ярко стартовал молодой артист Леонид Каюров. Парень из актерской семьи, его отец — известный актер Юрий Каюров, главный исполнитель роли Ленина во времена позднего застроя.
Сын учился во ВГИКе, в классе Бориса «Чапаева» Бабочкина, после его смерти — у Баталова. Дебютировал в фильме «Несовершеннолетние» — была такая социальная драма про трудных подростков (по сценарию еще не уехавшего за бугор Эдуарда Тополя, между прочим). Это сейчас она забыта, а тогда, в 1977-м, собрала 44,6 млн. зрителей — самый кассовый фильм года. В общем, парень проснулся звездой.
Но карьера прервалась на два года — служил в армии. Потом довольно много снимался в кино — играл, в частности, в «Маленьких трагедиях» у Швейцера, в сериале «Следствие ведут знатоки» и знаменитых телеспектаклях «Этот фантастический мир». В театре много работал — сначала в Ленкоме, потом перешел во МХАТ. Но из театральных работ остался разве что его очень неординарный Тибальд — из эфросовского спектакля «Ромео и Джульетта», слава богу, сделали телеверсию.
В общем, хороший актер был, талантливый, все на этом сходятся. Но в 1983 году Леонид Юрьевич крестился, в 1986-м сыграл в своем последнем фильме, затем окончил Духовную Академию в Сергиевом Посаде, был рукоположен в диакона, и ныне служит в Храме Архистратига Божьего Михаила при Клиниках на Девичьем поле.
Много лет после этого никто и ничего о нем не слышал, кроме прихожан.
Первое известное мне интервью он дал почти двадцать лет спустя, в марте 2003 года Андрею Максимову на радио «Маяк». Вот несколько цитат:
— В чем вы видите истину человека-актера и истину того человека, кем вы стали сейчас?
Истина человека в том, чтобы стать самим собой. А истина актера в том, чтобы в кого-нибудь воплощаться, перевоплощаться. Главное для него играть, быть кем-то, а не самим собой. Часто бывает, что яркая индивидуальность у актера ему мешает. И обычно такой актер начинает себя тиражировать, начинает во всех ролях играть самого себя. А известно, что самые великие артисты, как, допустим, Михаил Чехов, в жизни были незаметными, невзрачными людьми.
— Я как человек, который занимается театром, знаю, что театр — это болезнь, его даже называют наркотиком. По этой жизни у вас никогда не возникало тоски?
Нет, у меня не возникало такой тоски. В первые годы, когда я оставил прежнюю жизнь, мне даже снился один и тот же сон, что я сижу, занавес закрыт, впереди за занавесом зрительный зал, сейчас занавес откроется и начнется какое-то действие. И вдруг поднимается ураганный ветер, меня проносит этим ветром через всю сцену, и я куда-то улетаю.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу