Николай Непомнящий - Люди и динозавры

Ответ на вопрос о происхождении и первоначальном назначении такого рода сооружений дают древнейшие посвятительные ритуалы, отражающие представление о необходимости быть поглощенным чудовищем для получения его сверхъестественных качеств.

В карело-финском эпосе «Калевала» (XVII руна) Вяйнемейнен, чтобы узнать три волшебных слова, дает себя проглотить огромному чудовищу. Там он разводит огонь и начинает ковать. Чудовище его выхаркивает и не только дает ему знание трех слов, но рассказывает ему историю Вселенной и наделяет его всеведением.

Огонь внутри чудовища — чрезвычайно распространенный мифологический мотив. Он непонятен, если не знать, что в обряде и мифе из поглотителя добываются все первые вещи, в т. ч. первые плоды земли, гончарное искусство и огонь. На Адмиралтейских островах (Австралия) записан миф, содержащий следующий эпизод: «Змей сказал: скользни в мое чрево. Дракон раскрылся. Мужчина скользнул внутрь. Он пошел смотреть огонь, он пошел смотреть таро, он пошел смотреть сахарный тростник. Он пошел смотреть все вещи». Все это герой забирает и приносит людям.

В работе «Исторические корни волшебной сказки» (1946) Пропп пишет, что первоначально поглощение представляло собой обряд, производившийся во время посвящения. О существовании и деталях таких обрядов известно из рассказов нарушивших его тайну участников и очевидцев; из мифов; из данных по изобразительному искусству; из того, что рассказывают женщинам и непосвященным. Одна из форм такого обряда состоит в том, что посвящаемый пролезал через сооружение, имевшее форму чудовищного животного. Там, где уже сооружались постройки, это чудовищное животное представлено особого рода хижиной или домом. В Австралии змею изображало извилистое углубление в земле, высохшее русло реки; порой делали навес, а впереди ставили расколотый кусок дерева, изображающий пасть.

Ключ к пониманию обряда поглощения содержат сопровождающие его мифы, рассмотрение которых позволяет заключить, что пребывание в желудке чудовища давало вернувшемуся магические способности. Посвящаемый как бы переваривался и извергался, становясь новым человеком. Именно отсюда берет свое начало известный фольклорный сюжет узнавания «языка птиц» через поедание змеи или определенной ее части, равно как и позднейший сказочный мотив о «волшебных сокровищах», охраняемых змеем, и связанный с ним сюжет «змееборства».

По мере угасания непосредственной связи с обрядом мифологический сюжет видоизменяется, и поглощение уже не испытывается как регулярное благо, воспринимается как нечто экстраординарное, происходящее как бы случайно, а сверхъестественные качества змея отделяются от его фигуры и «материализуются» в форме охраняемого им «волшебного сокровища». Содержание самого обряда также претерпевает изменения и становится все более символическим: ритуальное поглощение чудовищем сменяется «поглощением» водой — купаньем в пруду, где водятся змеи, а впоследствии и христианским ритуалом крещения. Параллельно с этим представление о поглощении, необходимом для получения особых качеств, замещается представлением об их получении через буквальное поедание отдельных частей чудовища, а в дальнейшем и самого божества.

Поглощение чудовищной рептилией до сих пор является частью посвятительных ритуалов в первобытных религиях Юго-Восточной Африки и Океании. Отголоски этого архаического посвятительного мотива отчетливо прослеживаются в истории ветхозаветного пророка Ионы, на протяжении трех дней и трех ночей пребывавшего в чреве «большой рыбы». В христианской традиции подобные инициатические практики постепенно сосредоточились в монашеской среде, сделавшись частью внутренней аскетической традиции, в которой преодоление препятствий в процессе движения сквозь утробу чудовища приняло характер «бесовских нападений» на монаха.

В качестве наглядного символа многофазовой инициации в православной традиции Багдасаров называет один из центральных сюжетов иконографии «Страшного суда», представленный так называемым «Змеем мытарств». На этом сюжете, появляющемся между XIII и XV вв., изображается восхождение души в виде огромного змея, растянутого от адской геенны до небес. Внутри чудовища движется человек в образе посвящаемого, т. е. беззащитного отрока или младенца. Змей членился на сегменты, каждому из которых соответствовал определенный «демон». В среднем число сегментов достигало 21. Змей понимался как некий путь, который должна проделать душа, начиная от хвоста Змея и кончая его головой, т. е. от Иуды до чистого младенческого состояния души через крестную жертву и последующее Воскресение Спасителя. Багдасаров пишет: «Художники любят св. Антония, облепленного нечистью, но вот победу подвижника над демонами не рисуют никогда. А зря. Выдержав концентрированную дозу инферно, посвящаемый получал бесовские полчища в собственное распоряжение».