Михаил Давидов - Тайны гибели российских поэтов - Пушкин, Лермонтов, Маяковский [Документальные повести, статьи, исследования]

В последний день слушания дела, 29 сентября, произошло беспрецедентное событие: замена вещественных доказательств — дуэльных пистолетов. Полковник Ильяшенков, вероятно по просьбе Столыпина, прислал в суд два новых «кухенройтерских» пистолета и сопроводительную бумагу, из которой следовало, что по ошибке были изъяты раньше якобы не те пистолеты. Суд удовлетворил просьбу, заменив оружие. Никаких преступных целей при замене пистолетов не преследовалось, но сама процедура замены была вопиющим юридическим нарушением. Так Столыпину вернули оба его пистолета, из одного из которых Мартынов застрелил Лермонтова. Пистолеты эти Монго хранил у себя до самой смерти, а затем они перешли по наследству к его младшему брату, Дмитрию Столыпину.

Приговор военного суда был объявлен 30 сентября. По сравнению с другими дуэльными делами, он был довольно мягок. Мартынов был признан виновным в «произведении дуэли», приведшей к смерти поручика Лермонтова, и подлежащим по Своду военных постановлений (статьям 392 и 393) к «лишению чинов и прав состояния». Такое же наказание было вынесено Глебову и Васильчикову, обвиненными по статье 398 за то, что были секундантами на дуэли и не донесли о ней [200] Военно-судное дело. — ИРЛИ, ф. 524, оп. 3, № 16, л. 130 об. . Приговор суда имел важный смягчающий пункт, дающий отсрочку исполнения наказания и надежду на прощение: все трое подсудимых выпускались на свободу до высшей конфирмации.

Судебная практика по дуэльным делам в России была такова. На первом этапе военный суд определял наиболее суровое наказание, причем в кровавых случаях дуэлянты нередко приговаривались к смертной казни. Но далее дело шло по инстанциям, и на каждом этапе приговор смягчался.

Сразу после суда Мартынов и его секунданты были освобождены. Нужно подчеркнуть, что еще задолго до суда Глебову и Васильчикову содержание на гауптвахте заменили домашним арестом, причем Васильчикову даже разрешили переехать в Кисловодск, «так как ему был необходим нарзан»(?!). Мартынова же из городской тюрьмы перевели на гауптвахту, где условия содержания были легче, и даже стали выводить гулять по центру города, по бульвару, опять же заботясь о здоровье арестованного и особенно о его легких, которым нужен был чистый, свежий воздух.

«Когда Мартынова перевели на гауптвахту, которая была тогда у бульвара, — вспоминала Э. А. Шан-Гирей, — то ему позволено было выходить вечером в сопровождении солдата подышать чистым воздухом, и вот мы однажды, гуляя на бульваре, встретили нечаянно Мартынова. Это было уже осенью; его белая черкеска, черный бархатный бешмет с малиновой подкладкой произвели на нас неприятное впечатление. Я не скоро могла заговорить с ним, а сестра Надя положительно не могла преодолеть своего страха (ей тогда было всего 16 лет). Васильчикову и Глебову заменили гауптвахту домашним арестом, а потом и совсем всех троих освободили; тогда они бывали у нас каждый день до окончания следствия и выезда из Пятигорска. Старательно мы все избегали произносить имя Лермонтова, чтобы не возбудить в Мартынове неприятного воспоминания о горестном событии» [201] Э. А. Шан-Гирей. Воспоминание о Лермонтове // Л. в восп. — С. 435. .

Как видим, опять начались милые встречи очаровательных барышень Верзилиных с красавцем Мартыновым. Уже через два с половиной месяца после его бесчестного поступка (так его расценили жители Пятигорска) они принимают его каждый день . И опять, наверное, музыка, фортепиано, танцы? А какая трогательная забота об убийце! Чтобы ни одного словечка, ни одного намека о Лермонтове, иначе можно травмировать нежную психику Николая Соломоновича!

Не случайно Н. П. Раевский, который долго еще оставался в Пятигорске после печального события, вспоминал: «Пришлось мне также быть свидетелем того, как ненависть прекрасного пола к Мартынову, сидевшему на гауптвахте, перешла мало-помалу в сострадание, смягчаемая его прекрасною, заунывною игрою на фортепиано и печальным видом его черного бархатного траура» [202] Раевский Н. П. Рассказ о дуэли Лермонтова // Л. в восп. — С. 428. .

По натуре своей русский человек необыкновенно добр, великодушен и быстро прощает зло. Может быть, это и не всегда хорошо?

Между тем, военно-судное дело ушло по инстанциям.

Сначала командующий войсками на Кавказской линии генерал П. X. Граббе, а затем командир Отдельного Кавказского корпуса генерал Е. А. Головин смягчили приговор. Генерал Е. А. Головин постановил: Мартынова лишить чинов и ордена, выписать в солдаты до выслуги без лишения дворянского достоинства, а Глебова и Васильчикова выдержать еще в крепости на гауптвахте один месяц и Глебова перевести из гвардии в армию тем же чином.