Владимир Мещеряков - Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Одно удивляет, как о «болезни» Сталина узнал писатель В. Жухрай? Или это, уже, его маленькая тайна?

Все же, Георгий Константинович, делает попытку объяснить читателю такое «странное» поведение Сталина в Кремле. Сразу, это ему сделать не удалось, и в первом издании мемуаров ничего об этом сказано не было. В дальнейшем редактора, «подсказали» товарищу Жукову, — видимо «проконсультировались» с врачами из Кремлевки:

« Говорят, что в первую неделю войны И.В. Сталин якобы так растерялся, что не мог даже выступить по радио с речью и поручил свое выступление В.М. Молотову. Это не соответствует действительности. Конечно, в первые часы И.В. Сталин был растерян (Поэтому, видимо, и не спросил Молотова о германской ноте? — В.М .). Но вскоре он вошел в норму и работал с большой энергией, правда, проявляя излишнюю нервозность, нередко выводившую нас из рабочего состояния».

Сколько же приведено упоминаний о психологическом состоянии Сталина 22-го июня. Жуков не отстает, но по-хитрому излагает. Хотя и по-русски у него написано: Сталин был растерян. Но это, дескать, было в первые часы . А потом он оправился от психологического удара и стал себя чувствовать бодрее.

Но нас интересуют, именно, состояние Сталина в первые часы агрессии Германии. Он, что же, и буквы от растерянности позабыл, что не мог прочитать по радио написанный на бумаге текст? Жуков никак не может дать внятное объяснение состояния Сталина, именно по первым часам начала войны. В дальнейшем ему станет легче, так как он уведомит читателя о своем убытии из столицы.

Да, но как может судить Жуков о состоянии Сталина в первую неделю, когда сам же пишет, что после обеда 22 июня отбыл на Юго-Западный фронт, по указанию « растерявшегося» Сталина, и появился в Москве лишь 26 июня? И что же, по Жукову, тогда не соответствует действительности? Неужели решение о поручении Молотову выступить по радио? И в чем выражалась, так называемая, « нервозность » Сталина, которая « выводила» всех, и Жукова, в том числе, «из рабочего состояния» ?

Смотрите, какие тонкие нервные натуры, собрались в военном руководстве страны. Видимо плохо разбирается глава правительства в военном деле, — пытается, таким образом уверовать нас в этом, будущий маршал. И дальше сетует, что « трудно было понять И. В. Сталина. Видимо, он все еще надеялся как-то избежать войны. Но она уже стала фактом. Вторжение развивалось на всех стратегических направлениях».

А как же ему не развиваться, вторжению, когда, практически все мосты на границе немцы целыми захватили? Вот такая, нарисованная Жуковым, картина событий первого дня войны. Для него, «защитника» Отечества, война, уже факт. Значит, только один Сталин надеялся избежать войны? А у Жукова, видимо, ноздри уже раздулись, в предвкушении будущих сражений? Бежит, как видите, впереди паровоза.

Но, удивительное дело. На пальму первенства Жукова, первым объявившем о начале войны, решил посягнуть, нарком ВМФ, Н.Г. Кузнецов. Не надо, наверное, было, Георгию Константиновичу приказывать Ф.С. Октябрьскому звонить своему наркому ВМФ. Теперь смотрите-ка, что из этого вышло. Нарком ВМФ Кузнецов со своим, исполняющим обязанности начальника штаба Алафузовым, тоже, оказывается, были на приеме у наркома обороны Тимошенко, но, в другое время. Видимо, разминулись в коридоре с Жуковым. Семен Константинович, почему-то, «по секрету» от начальника Генерального штаба, сказал флотоводцам, что с минуты на минуту на нас готовятся напасть немцы (!) и надо, по всей видимости, им, морякам, предпринимать соответствующие меры. Тут же, как говорит Кузнецов, Алафузов « был немедленно послан в штаб, чтобы дать тот самый условный сигнал (!), к которому мы в течение этих двух лет (?) готовились ».

Жукову приписывают нелюбовь к флоту и на вопрос «Почему?», тот отвечал, что в русской истории всегда, дескать, когда наступает война, то армия начинает воевать, а флот, как всегда, топит свои корабли. Но, в данном случае, у Жукова, есть еще дополнительный повод, «обижаться» на «флотоводцев». Ведь, знали же те, что есть, « тот самый условный сигнал », который подается на все флота при полной боевой готовности, а вот с военными из Генштаба, в частности с Жуковым, своим секретом не поделились. А ведь, как пишет адмирал, « репетировали» целых два года. Алафузов, между прочим, после войны был арестован, видимо, «по делу военных, заподозренных в предательстве начального периода войны» и получил срок. После смерти Сталина тут же был, как пишет Р. Медведев, по инициативе Жукова, освобожден. Это надо понимать так, что Жуков, если и изменил свое мнение о флоте, то только, видимо, по отношению к флотоводцам, особенно «обиженных» Сталиным.