Владимир Мещеряков - Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Катер ждал у Графской пристани. На нем было уже несколько офицеров с „Червоной Украины“. Приказал старшине немедленно идти к крейсеру, не дожидаясь остальных наших товарищей, тоже ночевавших на берегу (Понятное дело, в такое время корабль без командира. — В.М .).

— За ними сходите еще раз, — коротко бросил я.

Казалось, катер никогда так медленно не ходил. Наконец он стопорит ход у трапа, и я взбегаю на палубу крейсера. Сергиевский взволнованно докладывает:

— По большому сбору на корабле объявлена готовность номер один. К зенитным орудиям поданы боеприпасы. Есть распоряжение Военного совета флота: если над базой появятся чужие самолеты — открывать огонь.

С мостика говорю по телефону с командирами боевых частей. Все люди готовы к действию».

Голубчик, Николай Ефремович! Что за пушечная стрельба подняла Вас с постели. Неужели зенитчики разминались перед боем? Или стрельба из пушек тоже входила в сигнальную систему большого сбора?

Ну, что сказать в оправдание товарищу Басистому? Приходится фантазировать, да еще как! Какие лучи прожекторов на «темном» небе в четвертом часу утра? Притом, что данная июньская ночь самая, что ни наесть, короткая в году. Однако уже не исправишь написанное.

«Было уже более трех часов ночи, когда лучи прожекторов пронзили небо, крестиком засветился в них самолет. Ударили зенитки. Совсем недалеко, в районе Артиллерийской бухты, раздался мощный взрыв. „Крупными бомбят“, — подумалось мне. Позднее мы узнали, что взорвалась сброшенная с самолета на парашюте морская мина. Вместо бухты она попала на берег и сработала как авиабомба.

…Один из самолетов летит над рейдом. Крейсер вздрагивает от выстрелов — наши зенитные пушки бьют боевыми снарядами. Потом стрельба смолкает, гаснут лучи прожекторов. На рейде и в Севастополе устанавливается тишина».

Остается добавить, что город, видимо, продолжил досыпать прерванный сон…

А что случилось-то? Подумаешь, упало несколько бомб на город. В войну и не такое случается. А насчет «боевых снарядов» к зенитным орудиям, это как понимать? Оправдание, что ли? Дескать, как хорошо, что успели заменить холостые на боевые после учений? А «вздрагивающий» от зенитных выстрелов крейсер? От страха? — что так и не смог привыкнуть на учениях, или слабость конструкции корабля? Что же тогда будет с крейсером, случись открыть стрельбу главным калибром? Конечно, можно много иронизировать по поводу неуклюжих попыток адмирала Басистого представить себя и команду крейсера находящимися в состоянии полной боевой готовности, но, ей богу, это довольно малопривлекательное занятие.

«Утром обстановка окончательно прояснилась. Из штаба флота был получен семафор: „Фашистская Германия напала на нашу страну“. Напала. Не провокация, не какое-то недоразумение, а война».

Ну, как им из штаба «просемафорили», мы узнаем ниже, а сейчас хотелось бы подвести предварительный итог. Если отбросить в сторону все фантазии адмирала Басистого, то читается как дважды два, что ни о какой полной боевой готовности флота, о которой распинался нарком Кузнецов, и в помине не было. Даже, повышенная боевая готовность на корабле(ях) близко не стояла. Иначе, с чего бы это командир крейсера проложил курс к себе домой на вкусный ужин?

После случившегося налета немецкой авиации начинает рассказывать читателю, как вся команда стала дружно трудиться над приведением корабля в полную боевую готовность, которую, видимо, прервала бомбардировка. Время, читателю назвать постеснялся, и как в старые добрые времена ориентируется по солнцу. Наверное, впопыхах, забыл дома часы?

«Когда над Севастополем встало яркое солнце, я доложил командиру бригады крейсеров, что корабль к выполнению боевых заданий готов.

Первое боевое задание мы получили через несколько часов. Нам было приказано принять на борт мины и ночью вместе с другими кораблями выставить их в районе Севастополя…

Минеры крейсера во главе со своим командиром старшим лейтенантом Александром Давидюком отправились на береговой склад. Им предстояло принять мины, произвести предварительную подготовку к постановке, а затем на барже доставить их к борту крейсера.

Когда к кораблю подошла тяжело нагруженная баржа, на палубе закипела трудная и небезопасная работа. Краснофлотцы с величайшей осторожностью подхватывали висящие на грузовой стреле стальные шары, разворачивали их так, чтобы колеса тележки-якоря точно вставали на палубные рельсовые пути. Затем мины откатывали, выстраивали одну за другой и закрепляли. Всего на палубу было принято 90 мин — несколько меньше полной нормы».