Владимир Мещеряков - Сталин и заговорщики сорок первого года. Поиск истины

Ну, «тупой», Сталин, — что с ним поделаешь! К тому же очень «упрямый» человек, никак не переубедишь. Верит, понимаешь, какому-то Гитлеру, а своих боевых товарищей, по Политбюро, которые ему правду говорят, не хочет слушать.

Понятно, что все из Политбюро, кроме Сталина — умные, хотя «обменивались мнениями» у него на «кремлевской квартире».

«Затем в Кремль приехали нарком обороны СССР Маршал Советского Союза Тимошенко, начальник Генерального штаба Красной Армии генерал армии Жуков и начальник Оперативного управления Генштаба генерал-майор Ватутин. Они сообщили: только что получены сведения от перебежчика — немецкого фельдфебеля, что германские войска выходят в исходные районы для вторжения и утром 22 июня перейдут нашу границу»

Эта неизменная троица, так и кочует из одних мемуаров в другие и что интересно: они всегда втроем. Как персонажи из популярного кинофильма, своеобразные «Трус, Бывалый и Балбес». Что, о немецком перебежчике надо было докладывать обязательно втроем, а то, если вдруг Нарком обороны что-либо забудет, найдется, кому напомнить? Хотя, и привел Микоян этих военных при полном параде и званиях в своих мемуарах, но «Балбеса», Анастас Иванович, почему-то понизил в звании на одну ступень? Наверное, и правильно, по делу. Иначе, редакторы подправили бы автора.

« Сталин усомнился в правдивости информации, сказав: „А не подбросили ли перебежчика специально, чтобы спровоцировать нас?“ Поскольку все мы были крайне встревожены и настаивали на необходимости принять неотложные меры, Сталин согласился „на всякий случай“ дать директивувойскам, в которой указать, что 22–23 июня возможно внезапное нападение немецких частей, которое может начаться с их провокационных действий. Советские войска приграничных округов должны были не поддаваться ни на какие провокации и одновременно находиться в состоянии полной боевой готовности».

Опять все обеспокоены судьбой государства, один Сталин с трудом поддается уговорам. В конце концов, на самом деле можно усомниться, по поводу немецкого перебежчика. Разве поведение во внешней политике Советского государства должно строиться на показаниях сдавшегося в плен немца? Неспроста запихали в нашу историю войны этого перебежчика. Как будто вся Красная Армия только и ждала, чтобы какой-нибудь, немецкий Лисков, переплыл пограничную реку и по секрету рассказал, что с минуты на минуту Германия из-за угла нападет на нас. А наши разведчики из ГРУ лениво ковыряли в носу, ожидая возможности отобрать лавры у Лискова, как первого осведомителя о Германском нападении.

На счет Директивы отосланной в войска мы уже знаем ее качество исполнения. Если эта та Директива, которую подготовила новоявленная Ставка, то Сталину, волей неволей, пришлось бы с ней «согласиться». Он же в ней «был» на правах рядового члена, а не председателя. С Тимошенко же, как с Председателем Ставки, много не поспоришь.

Вот спросить бы Анастаса Ивановича: «Дорогой! Ведь, как член Политбюро — всё ведь, знаешь! Скажи, кто из вашей партийной братии подмахнул эту горе-Директиву?»

Не исключена возможность, что сам Микоян, мог испачкать перо в чернилах. То-то его Сталин не пустил в ГКО первого созыва.

Эта приведенная им фраза — «не поддаваться на провокации », так бессмысленна в своей не конкретике, что невозможно представить себе, как это должно было выглядеть на самом деле, на практике? Немцы что же, будут хладнокровно расстреливать наших бойцов, а те, выполняя данные обязательства, еще крепче будут сжимать свои винтовки и, с еще большим презрением будут глядеть на беснующегося от безнаказанности врага?

И все это в сочетании с, якобы, полной боевой готовностью войск приграничной зоны, которую так никто и не объявил.

В последующем, этому «верному ленинцу», грех было ни напомнить читателю о своей неустанной заботе о чаяниях народа: некогда, дескать, было даже сомкнуть глаз, так много работы, тем более, когда отвлекали связи с войной.

«Мы разошлись около трех часов ночи, а уже через час меня разбудили: война! Сразу же члены Политбюро ЦК собрались в кремлевском кабинете у Сталина. Он выглядел очень подавленным, потрясенным. „Обманул — таки, подлец, Риббентроп“, — несколько раз повторил Сталин».

Все время идет противопоставление: мы, то есть, истинные партийцы, и Сталин — хозяин кремлевского кабинета. Мы — не верим, Сталин — верит. Мы — верим, Сталин — не верит. Мы — обеспокоены, Сталину — «до лампочки». И если следовать данной логике Микояна о противопоставлении то, выходит, что если Сталин выглядел в данном эпизоде « подавленным и потрясенным », они-то, наверное, все «светились от счастья»!