Хочу пояснить читателю, что никакие « заслуживающие доверия сведения» Криппс нашему послу Майскому не передавал, а, следовательно, Иван Михайлович — не получал. Дело в том, что и сам Майский был в курсе этих самых «доверительных сведений». Их передало британское радио. Помните радиоперехват севастопольских моряков? Так что, Ивана Михайловича, просто, вынудили «слегка подправить» воспоминания. А чтобы в тексте не прозвучал подлинный источник информации, его заменили Криппсом. Я не исключаю, того факта, что посол Англии в Советском Союзе и наш Майский, могли обмениваться мнениями, по поводу данного сообщения по английскому радио, так как оно, действительно, носило сенсационный характер, но не более того.
Кроме того, хотел бы обратить внимание читателя на одну странность в изложении данных событий товарищем Майским. Почему, по мнению нашего дипломата, война может начаться завтра или послезавтра? А Криппс, вообще, разносит сроки нападения, аж, на неделю. Что за странные сведения о предполагаемом нападении прозвучали по английскому радио?
О том, что это было за сообщение, мы, как всегда, поговорим в конце работы, и в отдельной главе.
Сейчас важно другое. Как наш посол повел себя, узнав, что завтра ожидается нападение Германии на Советский Союз, чью страну он представлял на Британских островах?
На следующий день в 8 часов утра Иван Михайлович узнал о том, что германские войска перешли нашу границу. Около 11 часов по советскому радио было сообщено, что в полдень выступит с заявлением по радио нарком иностранных дел.
« Когда я узнал о предстоящем выступлении, — вспоминал Майский, — первое, что пронеслось у меня в голове, было: „Почему Молотов? Почему не Сталин? По такому случаю нужно было бы выступление главы правительства“. Однако я не придал данному обстоятельству особого значения …(а сосредоточил главное внимание на содержании речи наркома иностранных дел)»— текст изъят.
Жирным шрифтом в скобках я выделил текст, который соответствовал изданию воспоминаний И.М. Майского в 60-е годы при Хрущеве. В более позднем переиздании мемуаров, при повторном редактировании, и от этого текста советской цензуре пришлось отказаться, так не сцеплялись последующие «исторические события» начального периода Великой Отечественной войны, предложенные советскому читателю. По ходу цитирования текста Ивана Михайловича Майского, я буду указывать читателю, что было изъято из текста его воспоминаний.
«Выступление наркома иностранных дел произвело на меня хорошее впечатление. Оно вполне соответствовало моему настроению. (И моей твердой уверенности, что мы разобьем Германию. В тот момент, однако, — сознаюсь в этом откровенно, — я не представлял себе, какую страшную цену нам придется заплатить за победу. Но это объяснялось тем, что летом 1941 г. я, подобно многим, очень многим другим, не сознавал ясно ни культа личности Сталина, ни всех трагических последствий этого факта)»— текст изъят.
Как видите, и у Майского возникло чувство недоумения по поводу отсутствия Сталина на Московском радио в полдень 22 июня. Но впоследствии, партийные товарищи, видимо, разъяснили бывшему послу в Англии, что он глубоко ошибался, по поводу своих переживаний из-за отсутствия в радиоэфире советского вождя.
Дальше события становятся не менее интересными. Майский вспоминает:
« Я с нетерпением ждал каких-либо руководящих указаний от Советского правительства и прежде всего указаний о том, готовить ли мне в Лондоне почву для заключения формального англо-советского военного союза».
Это высказывание нашего посла надо понимать так, что после начала войны с Германией ему в Лондон не было послано ни одного сообщения о поводу его дальнейшей деятельности. Но Майский, как честный человек, патриот, не мог оставаться безучастным к судьбе своей Родины: « Я считал, что в годину великого бедствия каждый советский гражданин должен что-то сделать для своей страны. Из моих прежних разговоров с товарищами в Москве я знал, что вопрос о втором фронте является одним из важнейших в случае нападения Германии на СССР. Я решил сделать соответственный демарш. Но с кем говорить на такую тему? … По зрелому размышлению я пришел к выводу, что, пожалуй, целесообразнее всего первый демарш сделать перед лордом Бивербруком».
Как видно и это решение он принимает самостоятельно, без указаний из Москвы. И как долго длилось данное состояние дел? Надеюсь, читатель не забыл, что началась война с Германией и бездействие советского посла в стране, волею обстоятельств ставшей теперь, как бы нашим союзником, вызывает полное недоумение. И сколько же времени продлилось это ничегонеделание?
Читать дальше