Что касается афганской литературы, то в условиях экономического и культурного застоя, полуколониального режима и почти полной изоляции от внешнего мира она сохраняла в конце века все черты средневековой придворной литературы. Новое в афганскую литературу вносит знакомство с сочинениями просветителей Ближнего и Среднего Востока. Ибо замкнутая литература Афганистана могла воспринять и усвоить просветительские идеи только через посредство других, более развитых мусульманских стран. Странами — посредниками для афганской культуры стали Турция, Иран, арабские страны. Распространение в Афганистане просветительских идей относится уже к началу XX в. Характеризуя в самых общих чертах просветительство на Ближнем и Среднем Востоке, можно отметить следующее: во всех литературах Ближнего и Среднего Востока писатели — просветители стали основоположниками новых литератур; разносторонняя деятельность просветителей, включая их личное участие в освободительной борьбе, во многом способствовала становлению антифеодальных, антиколониальных движений; запоздалое распространение просветительской идеологии в странах Ближнего и Среднего Востока, конкретно — историческая ситуация в этих странах, где хозяйничали колонизаторы, повлекли за собой известное смещение идеологий — взаимодействие просветительской идеологии с идеологией национально — освободительных движений. Отдельные просветительские идеи были восприняты национально — освободительными движениями и получили здесь новую интерпретацию; следует отметить религиозную окраску просветительства на Ближнем и Среднем Востоке. Распространение, пропаганда просветительских идей шла в основном через ислам. Это относится прежде всего к деятельности просветителей в Египте, родине мусульманской реформации.
В новых литературах Ближнего и Среднего Востока обращает на себя внимание своеобразное соотношение поэзии и прозы. Но устанавливается это соотношение лишь после утверждения в литературах новой художественной прозы как явления эстетически более сложного. Средневековая проза была мало разработана (исключение составляет египетская литература), хотя в каждой литературе существовали свои нестихотворные формы. Для средневекового художественного сознания литература — это поэзия. Отношение к поэзии в странах Ближнего и Среднего Востока общеизвестно. О классической поэзии и ее системе стихосложения — арузе — уже говорилось. Еще во второй половине XIX в. классическая поэзия воспринимается как неотъемлемая часть всего жизненного уклада народа, сама его история, славное прршлое. И потому напряженная эстетическая борьба вокруг классического наследия и путей дальнейшего развития литератур нередко выступает как псевдоним борьбы политической. И представление «литература — поэзия» в большинстве литератур Ближнего и Среднего Востока сохраняет свое содержание и в первые десятилетия XX в. Характерный пример. Хайкаль, автор первого в египетской литературе произведения о жизни крестьян романа «Зейнаб», скрыл при первом его издании (1914) имя за псевдонимом «Египтянин — феллах», потому что сочинение прозы и в XX в. не считалось в Египте занятием достойным. Но уже в конце 90‑х годов XIX в. в наиболее развитых литературах Ближнего и Среднего Востока стала ощущаться настоятельная потребность в новой прозе. Сложная историческая обстановка, распространение просветительской идеологии, нарастание антифеодальных, антиколониальных настроений — все это требовало выхода. Нужна была пресса, публицистика. В Египте и Иране, где при становлении новых литератур поэзия сохраняет свою ведущую роль, развитие новой прозы задерживается, тормозится. Но в этих странах интенсивно развивается публицистика. Именно публицистике надлежит преодолеть средневековую литературную традицию, отказаться от старого литературного языка, вычурного, искусственного. Через публицистику идет распространение просветительских идей. В публицистике происходит накапливание художественного начала, и все ее жанровые формы приближают литературу к жизни. Таким образом, интенсивное развитие публицистики в Египте и в Иране (эта тенденция просматривается и в менее развитых литературах) есть начальный этап становления прозы в этих странах. И первые образцы художественной прозы в египетской и персидской литературах — переходные формы от публицистики к художественной литературе. В египетской литературе это «Рассказ Мусы ибн-Исама» И. аль-Мувайлихи (1899) и «Рассказ Исы ибн-Хишама» (1898–1902) М. аль-Мувайлихи, «Ночи Сатиха» (1906) Хафиза Ибрахима. В персидской литературе — это «Дневник путешествий Ибрагим — бека, или Несчастия, терзавшие его» (1888–1909) Зейналь — Абедина Марагаи, «Вопросы жизни» (1906) Талибова. Во всех этих произведениях сюжет либо отсутствует, либо только намечается. Герой — это персонаж, но еще не образ. Само повествование идет в форме беседы, переписки и т. д. Но между ранней египетской и персидской прозой есть одно существенное различие: новая египетская художественная проза опирается на свою классическую традицию, на средневековый жанр макамы, на рифмованную прозу. Первые образцы персидской художественной прозы — это попытка следовать европейским мастерам. Но соотношение между поэзией и прозой остается в этих литературах одинаковым — главенствует поэзия. Она определяет литературный процесс. Ведущее место в египетской и персидской литературах проза «отвоевывает» лишь в 20–30‑е годы XX в.
Читать дальше