Юрий Виппер - Том 8. Литература конца XIX — начала XX вв.

Основной конфликт произведений Уортон создан столкновением свободной и творческой человеческой воли с обществом, которым, по словам самой Уортон, владеет «слепой страх перед всем новым и инстинктивное стремление уйти от ответственности. Сталкиваясь с подобной косностью социальных установлений и мелочностью свято оберегаемых понятий, персонажи Уортон пытаются преодолеть безжизненную механическую повседневность буржуазного квартала, где вянет всякое живое чувство и всякое гуманное побуждение. Сдержанность рассказа Уортон таит в себе неподдельную боль. Герои впустую растрачивают отпущенные им духовные силы, пытаясь переломить закон вырастившего их общества, где форма предшествует человеку и своими обязательными условностями подавляет его сущность.

Строго говоря, Уортон не была социальным романистом в том смысле, какой придали этому понятию натуралисты. Ее областью неизменно оставались нравственные коллизии, которые несли на себе явственный отпечаток времени и места событий. Но фактически речь в ее книгах шла о фундаментальных свойствах буржуазного сознания и о связанной с ним традиции — духовной и моральной.

Тонкий аналитик этого сознания, Уортон оказалась и его действительно бескомпромиссным антагонистом. Об этом свидетельствуют драматические финалы ее произведений. Терпит поражение в своих попытках противостоять окружающему обществу героиня «Обители радости», на поверку существо безвольное и духовно зависимое от тех самых норм, против которых и направлен этот жалкий бунт. Невосполнимыми нравственными потерями оплачен каждый шаг наверх героини «Обычая страны», с которой в мир Уортон входит отталкивающий дух меркантилизма новой разновидности — та сила, которая и сокрушит «старый Нью — Йорк». А герои «Века невинности», испытавшие большое чувство, остро пережили и неизбежное со временем открытие своей несвободы от мира, в котором они принуждены жить, — духовные горизонты оказались слишком разными, и сама любовь обернулась грустной историей несбывшегося счастья.

Причины этих крушений как будто одинаковы во всех трех романах цикла — непреодолимая зависимость персонажей от понятий и ценностей среды, которой они принадлежат. Но для Уортон здесь не было закономерности, по сути исключающей самую возможность этического выбора. Напротив, в конечном итоге все определялось выбором, который сделан тем или иным персонажем, и его способностью противостоять нормам, уродующим жизнь. Конфликт перемещался в сферу взаимоотношений персонажей друг с другом и выявлялась их глубоко различная человеческая сущность.

Свое время Уортон воспринимала как исторический перелом, знаменующий завершение большого этапа американской жизни, когда даже в буржуазном квартале сохранялись понятия честности и бесчестья, и твердая вера в справедливость своих идеалов, и сознание непоколебимости основ бытия. На переломе эпох резко обнажились коренные пороки этого мира: его косность, жестокость к отклоняющимся от «норм», его «невинность», которая была не синонимом естественности, а символом добровольной изоляции от подлинной жизни. И в представлениях Уортон сам перелом изменил скорее формы отношений между людьми чем их сущность.

Менее всего, впрочем, Уортон было свойственно стремление сглаживать драматизм этого крушения традиций американского самосознания. В нью — йоркской трилогии, обращенной к прошлому, пусть и близкому, постоянно дает себя знать обостренное ощущение исторического рубежа, знаменующего закат большой эпохи национальной жизни, и мучительность расставания с иллюзиями, которые питала эпоха. Еще глубже — и трагичнее — осмыслен этот перелом в «Итене Фроме».

Действие повести происходит в одном из глухих уголков Новой Англии, а героям еще больше, чем персонажам трилогии, присуще пуританское мироощущение, оказывающееся не в ладу с устремлениями к свободе духа. В полуобразованном фермере Фроме прочно укоренен страх перед крутой переделкой уклада жизни, который кажется от века заведенным и на века неизменным. Бунт Итена против скованности догмой — да и против всего своего нерадостного жизненного удела — принимает черты исступленности.

Итен в итоге смиряется, признав себя пожизненным пленником бытия, не согретого и проблеском надежды. Своей нравственной твердостью и силой духа герой обязан пуританскому мироощущению, и все же оно терпит банкротство. Уортон вернулась к теме, волновавшей еще Готорна и Мелвилла, но ту же коллизию она осмыслила как художник XX в. И для нее было ясно, что еще одна духовная традиция, неотделимая от исторического опыта Америки, не выдерживает испытания движущейся действительностью. Объединив важнейшие мотивы ее творчества, «Итен Фром» оказался своего рода памятником уходящему столетию, когда такие традиции держались прочно.